— О вашем визите ко мне — никому ни слова. А теперь измысли какую-нибудь историю о несчастном отце и спасенной дочери, чтобы твои соколы не подумали, будто их начальник праздно шатался по улицам вместо того, чтобы чинно пьянствовать в их компании.
Твой хитроумный Харра, думаю, все еще помнит места своего детства?
— Я знаю каждый куст на две тысячи локтей вокруг Хоарезма,— ухмыльнулся рыжий Харра.— Вот разве что кусты с той поры подросли слегка.
— Я так и думал,— кивнул ему Мишрак.— И решил, что будет полезнее, если ты узнаешь все из первых рук. К тому же, двоим нести тайну легче, чем одному.— Начальник тайной службы тонко улыбнулся, но мгновение спустя снова посуровел.— Следите за малейшей тенью и будьте очень осторожны, особенно в Холодном ущелье. Не отпускайте в хоарезмские веселые кварталы больше половины отряда разом. Не уходите из усадьбы вместе — один из вас должен всегда быть не более чем в ста локтях от ларца. Ступайте. Завтра тебя вызовут во дворец, Конан из Киммерии.
Конан поднялся и поклонился всеведущему визирю.
Мишрак достал из-под одной из подушек кожаный мешочек и протянул ун-баши. Киммериец ошугил в руке приятную тяжесть золота.
— Повеселитесь всласть нынешнюю ночь. Не скоро вам двоим доведется сделать это вновь. Импра!— выкрикнул Мишрак в темноту. От стены неслышной тенью отделился человек в темном халате и поклонился визирю.— Проводи их.
Неслышно ступая босыми ногами, провожатый молча довел их до ворот и кивнул в знак прощания. Конан не удивился бы, узнав, что тот нем — говорили, что Мишрак не брезгует спасать от секиры палача приговоренных к отсечению языка, а затем и головы — за богохульство или порочащие владыку речи. Таким образом, визирь совершал дело, в равной степени угодное богу и себе: преступник нес наказание, но оставался в живых, а дом-крепость получал немого, но вовсе не глухого слугу. Конан невольно сплюнул, увидев живую жертву такого милосердия. Оказавшись снова на свежем воздухе, в прохладе весенней ночи, бархатной, словно лошадиные ноздри, и благоуханной от цветения персиков, вишен и миндаля, Конан встряхнулся, вдохнул всей грудью и зевнул — сладко, как молодой барс.
— Ну, Харра, куда бы тебе хотелось нынче пойти?— спросил он, раскидывая руки и потягиваясь, отчего мешочек с золотом тонко и многообещающе зазвенел.— Сегодня мы можем купить по дюжине самых дорогих шлюх на брата, и еще останется на кувшин-другой лучшего заморанского вина, которое ты так любишь.
И Конан снова тряхнул мешочком.
Харра сглотнул и облизал пересохшие губы.
— Помнится, ты рассказывал мне об одном борделе в доме с цветными стеклами, — хрипло ответил туранец.— Где ты лежишь себе в бассейне с ароматной водой, а тебя ублажают сразу четыре красотки. Далеко ли отсюда тот дом, о, мой военачальник, искушенный во многих битвах?
Глава 2. Ночной разговор. Магриб
— Эрлик всемогущий и всемилостивый! Просвети и наставь детей твоих, ищущих Истину не со злым чародейским умыслом, а на благо стране и повелителю нашему, Илдизу, да сияет над ним Твое Око все его дни!
С этой краткой молитвы начинался уже третий день мучений Конана. Мудрейшие Толкователи Знаков и Великие Звездочеты заставили выучить ее всех воинов отряда (чему немало способствовали пинки ун-баши), и даже сам седой Уртан, старейший советник Повелителя Илдиза и Великий визирь Турана не гнушался трижды повторить эти слова перед утренним омовением, после которого мудрецы приступали к гаданию.
Вот уже двадцать лет в загородном доме многомудрого Бахрама каждый високосный год в канун Весеннего праздника Откровения пророка Тарима собирались пятеро лучших астрологов пяти городов Турана.
Обычай этот насчитывал много сотен лет, но прежде звездочеты сьезжались в столицу, Аграпур. На последнее из столичных собраний, а было оно за сто четыре года до нынешней весны, по несчастливому стечению обстоятельств пришелся дворцовый переворот, и троих из пяти гадальщиков зарезали прямо во время свершения обряда. После чего было решено впредь проводить Весеннее Гадание в более спокойных местах, что не составляло труда. В Гадании участвовали только именитые мудрецы и звездочеты, и каждый из них имел свой загородный дом. Обычно в десятый день по завершению Гадания кидался жребий, которому из пяти мудрецов в следующий раз принимать остальных в своем доме. И уже четвертый високосный год подряд жребий выпадал почтенному Бахраму. Видно, на то была воля самого Эрлика, потому что усадьба была просто создана для подобных священнодействий. Из дома открывался прекрасный вид на горное озеро, пышный сад полого спускался к воде, в ветвях деревьев неумолчно пели и свистали птицы, на все голоса, славя весну и Творца.
