Но насколько непутев и красив был его сын, наместник Хоарезмский, настолько мудр и уродлив был Магриб. Уродство его заключалось в большом горбе, кривых ногах и крючковатых, словно навсегда сведенных судорогой пальцах, и все вместе производило тяжелое впечатление. Он был более всего похож на старую обезьяну, которой приставили голову с человеческим лицом. Но темные глаза Магриба под седыми, клочкастыми бровями светились истинной мудростью и величием. Он выехал из столицы вместе с Уртаном и Конаном, и киммериец, как старший над охраной, делил с двумя сановниками все трапезы. Почти четверть луны добирались они до Хоарезма, и за эти шесть дней Конан услышал сказок, легенд и преданий больше, чем за всю свою жизнь в Туране. Благородный Магриб был удивительным рассказчиком. Конан не признался бы в этом и под пыткой, но с первого же дня пути в его сердце поселился благоговейный страх перед этим полумагом, уродом с глазами божества. Бесстрашный ун-баши утешал себя тем, что Магриба ибн Рудаза, как поговаривали, побаивается сам Мишрак. Побаивается, но при случае охотно прибегает к его помощи. Конан решил: что хорошо для Мишрака, сойдет и для него,— и перестал думать об этом.
И, наконец, Хоарезм представлял сам хозяин дома, почтенный Бахрам. Был он вздорен, капризен и в делах житейских не слишком сметлив, любил поспать и поесть всласть. Рода он был самого простого, но обучившись гадальному ремеслу не у кого-нибудь, а у покойного Керума, Святого Старца, как его называли в Хоарезме, быстро возвысился и разбогател настолько, что выстроил себе самый большой и красивый загородный дом в окрестностях. Была еще одна причина тому, что звездочеты собирались здесь, а не в каком-либо другом доме. В усадьбе Бахрама, которому щедрость Мардуфа позволяла собирать диковины со всего света, хранилось множество редкостей, потребных при различных гаданиях, а также сложных и хрупких инструментов для вычисления орбит звезд, планет и прочих небесных тел.
Сюда не достигал шум большого города, а разместиться мог средней величины караван с погонщиками.
Наместник Хоарезма, многим обязанный мудрейшему Бахраму, не скупился оплачивать из городской казны все затраты, связанные с Весенним Гаданием, и звездочет ни в чем не испытывал недостатка.
Солдат Конана, равно как и большую часть слуг из свиты Великого визиря, расположили на заднем дворе, где среди прочих хозяйственных построек стоял большой глиняный сарай с рядами застеленных одеялами из верблюжьей шерсти деревянных топчанов. Задней стеной этой своеобразной казармы служила стена сада, окружавшего дом, так что, забравшись на плоскую крышу, можно было видеть сверху почти всю усадьбу, а главное — внутренний застеленный коврами двор с бассейном и большими каменными постаментами. С трех сторон его окружал дом, с четвертой — низкая крытая галерея. В ней были сделаны двустворчатые двери, через которые входили со стороны сада солдаты и у которых стояли они на страже в течение всей церемонии.
В этом дворе, едва солнце всходило над горизонтом, происходило таинство гадания.
Первые несколько дней не занятые в карауле солдаты, сидя на крыше казармы в тени виноградной решетки, жадно вытягивали шеи, силясь рассмотреть, что же такое делают во Дворе Гаданий досточтимые мудрецы.
Но они всегда делали одно и то же — по крайней мере, так казалось воинам Конана,— что-то чертили, высчитывали, записывали. По-настоящему интересно было только во второй день, когда бледный от волнения Амаль одну за другой забил обсидиановым ножом трех куриц — белую на столе белого мрамора, черную — на черном, а пеструю — на столе из сетчатой яшмы. Вознеся все полагающиеся молитвы, гадальщики аккуратно изъяли из трех куриц потроха и разложили их на серебряных подносах.
Во внимание принималось решительно все — и степень разлития желчи, и цвет свернувшейся крови, и остатки пищи в желудках. О чем бы ни говорил внешний вид внутренностей, страну, как видно, ждало благоденствие, потому что в желудке белой курицы было обнаружено крупное жемчужное зерно. Это было, разумеется, истолковано как добрый знак, хотя жемчужина вероятнее всего попала в желудок не волшебным, а самым обычным образом: просто выпала из ожерелья Фейры, была найдена разгуливающей по двору птицей и склевана — всем известно, что курица от жадности склюет и камень, лишь бы пролез в глотку.
