Ночью, когда свет луны, проникающей сквозь бамбуковые листья, падал на шелковое белье моей постели, я погружалась в мрачные мысли. Иногда я вставала, перешагивала через Шао и подходила к комоду, где хранила ветку ивы, которую дал мне мой поэт в последний вечер, проведенный вместе. Проходили недели, листья один за другим опадали, и наконец у меня не осталось ничего, кроме голого прутика. Мое бедное сердце промокло от слез.
Со временем я научилась лучше играть на цитре, запомнила все правила и полюбила вышивание. Спустя два месяца после начала моего заточения Третья тетя объявила: «Ты готова к тому, чтобы сделать туфли для своей свекрови».
Каждая невеста вышивает туфли в знак почтения к будущим родственникам, и я многие годы страшилась этого, зная, что вышивка сразу выдаст свекрови все мои недостатки. Теперь мне было еще страшнее. Да, я многому научилась и уже не опозорю себя и свою семью своими неумелыми стежками, но я ничего не чувствовала к этой женщине и не хотела доставить ей удовольствие. Я пыталась представить, что шью туфли для матери моего поэта. Что еще я могла сделать, чтобы защитить себя? Ведь мое положение было совершенно безнадежно... Мою свекровь звали так же, как меня — Пион, — и потому я решила использовать одноименный узор. Его было сложнее всего нарисовать или вышить. Каждый лепесток и листок требовали многих часов работы, и через месяц туфли были готовы. Я взяла в руки пару туфель и показала их Третьей тете.
— Само совершенство! — воскликнула она. И это были не просто слова. Я не использовала вместо ниток свои волосы, как это делала она, чтобы рисунок стал более воздушным, но туфли были хороши со всех сторон. — Можешь завернуть их.
В девятый день девятого месяца мы чтим память Пурпурной девы*. Ее свекровь очень дурно обращалась с ней и заставляла каждый день чистить уборную, и в конце концов девушка повесилась в ней. В этот самый день дверь в мою комнату открылась, и в нее вошла моя мать. Я низко поклонилась, чтобы выразить свое почтение, а затем выпрямилась, сжав перед собой руки и опустив глаза.
— Вааа! Ты выглядишь... — Удивление в ее голосе заставило меня взглянуть на нее. Должно быть, она рассердилась на меня, потому что ее лицо болезненно исказилось. Но она в совершенстве овладела искусством скрывать свои чувства, и вскоре оно приняло безмятежное выражение. — Прибыли последние подарки от будущих родственников. Наверное, тебе хочется посмотреть на них, прежде чем их уберут. Я надеюсь, что ты...
— Не беспокойся, мама. Я изменилась.
— Я вижу, — ответила она, но я не уловила в ее голосе радости. Скорее, в ее тоне слышалось беспокойство. — Пойдем, посмотришь на подарки. А потом я хочу, чтобы ты присоединилась к нам за завтраком.
Я вышла из комнаты, натянувшись, как струна, на которую, словно бусины, были нанизаны мои чувства: одиночество, отчаяние и непоколебимая любовь к моему поэту. Я уже научилась изливать свое горе в беззвучных вздохах.
Я на почтительном расстоянии последовала за матерью в покои для сидения. Подарки — часть выкупа за невесту — принесли в наш дом в лакированных ящиках, похожих на стеклянные гробы. Моя семья получила обычные подарки: шелка и парчу, золото и драгоценности, фарфоровую и керамическую посуду, пирожные и клепки, бутылки с вином и жареную свинину. Некоторые из этих вещей предназначались мне, другие останутся в сундуках моего отца. Моим дядям прислали большие связки серебра. Это было осязаемое свидетельство того, что моя свадьба состоится — и очень скоро. Я сжала пальцами переносицу, чтобы не заплакать. Когда мне удалось совладать с эмоциями, я изобразила на лице довольную улыбку. Меня выпустили из комнаты, и мама будет строго следить за тем, чтобы я вела себя безупречно. Мне нужно быть настороже.
Мой взгляд упал на сверток, упакованный в красный шелк. Я вопросительно посмотрела на мать, и она кивнула в знак разрешения. Я развернула мягкие складки. Внутри находилось издание «Пионовой беседки». Два тома. Это был единственный экземпляр, которого у меня не было, — произведение было опубликовано в типографии, принадлежащей самому Тан Сяньцзу. Я взяла в руки записку, приложенную к подарку. «Дорогая Тун, я с нетерпением жду того, как мы будем засиживаться допоздна вечерами, попивая чай и беседуя об опере». Внизу была подпись моей будущей невестки. Она уже жила в доме семьи У. Все подарки, составляющие выкуп за невесту, были прекрасны, но этот подарок подсказал мне, что в женских покоях семьи У найдется по крайней мере один человек, с которым я смогу подружиться.
