После ужина Пятая тетя уходила с ежевечерних посиделок в женских покоях, чтобы помочь мне совершенствоваться в каллиграфии.
— Письмо изобрели в большом мире мужчин, — объяснила она. — По своей природе это общественное деяние, чего мы, женщины, должны избегать. Но тебе следует учиться каллиграфии, чтобы в будущем помогать своему сыну в учебе.
Мы исписывали множество страниц, копируя стихотворения из «Книги песен», делая упражнения из учебника «Картинки боевых построений кисти» и повторяя уроки из «Образцов четырех женских иероглифов», пока мои пальцы не покрывались пятнами туши.
Пятая тетя не только помогала мне овладеть кистью. Ее уроки были простыми и ясными: «Лучшее, что ты можешь сделать, — это учиться у древних мудрецов. Поэзия создается для того, чтобы сделать тебя безмятежной, а не для того, чтобы волновать твой разум, мысли или чувства. Веди себя, как подобает, говори тихо и как можно меньше, умывайся чаще и как можно усерднее и старайся сохранять ясность мысли. Благодаря этому каждый увидит на твоем лице печать добродетели».
Я повиновалась и проявляла усердие, но представляла, что каждым движением кисти ласкаю моего поэта. Каждый взмах был прикосновением моих пальцев к его коже. Каждый написанный иероглиф был подарком мужчине, который полностью завладел моими мыслями.
В любой момент дня и ночи, когда в моей комнате не было моих родственниц, в ней оставалась Шао. Так же как Ива, она спала на полу в ногах моей кровати. Она была рядом, когда я просыпалась, пользовалась ночным горшком, учила уроки, ложилась спать. А я была рядом с ней, слушала ее храп и неприличные звуки, которые она издавала, чувствовала ее дыхание и то, что выходило из ее тела и оказывалось в ночном горшке, видела, как она чешет свой зад и моет ноги. И что бы она ни делала, она продолжала выплевывать изо рта слова:
— Женщина становится неуправляемой, если слишком много знает, и твоя мать пытается уберечь тебя от ошибки, — говорила она, противореча тому, чему учили меня мои тети. — Твой ум зашел далеко за пределы внутренних покоев. Но там тебе грозит опасность, и твоя мать хочет, чтобы ты это понимала. Забудь то, чем тебя учили. В книге «Поучения матушки Вэнъ» говорится, что девушке следует знать всего несколько иероглифов: например, дрова, рис, рыба и мясо. Этого достаточно для ведения хозяйства. Остальное может быть слишком опасным.
Раз за разом двери закрывались, чтобы запереть меня в комнате, но мое сердце открывалось все шире и шире. Линян заболела от любви, когда ей приснилось, что она приходит в Пионовую беседку. Я тоже влюбилась, побывав в беседках усадьбы семьи Чэнь. Я не могла делать то, что мне хочется, даже выбирать себе одежду, не говоря уже о будущей жизни с У Жэнем, но мои чувства были свободны. Я не могла сдерживать их. Я пришла к выводу, что мое томление было частично вызвано противоречием между вынужденной покорностью и жаждой любви. Сердцу не прикажешь. Всепоглощающая сила чувств, из-за которой мы забываем об окружающем мире, заставляет наше сердце и разум испытывать страдания, муки, соблазн и восхищение. Но от судьбы не уйдешь, и мы, женщины, должны думать о том, как стать хорошей женой, родить сыновей, вести хозяйство и заботиться о своей красоте, чтобы наши мужья были счастливы и не забывали о том, что им нужно заниматься делами, а не развлекаться с наложницами. Никто не рождается с этими умениями. Этому учат нас другие женщины. Мы становимся женщинами благодаря урокам, афоризмам, приобретенным умениям... но все это также помогает держать нас в подчинении.
Мама продолжала повелевать мной и отдавать мне приказания, несмотря на то что она отказывалась меня видеть. Тети повелевали мной, когда учили меня. В будущем мной будет повелевать моя свекровь. И все вместе эти женщины будут распоряжаться каждой минутой моей жизни — начиная со дня моего рождения и до дня смерти.
Но мне удавалось уворачиваться от каждой попытки подчинить меня чужой воле. Поэт ни на минуту не покидал моих мыслей. Я думала о нем, делая стежок, щипая струну, повторяя поучительное высказывание. Он был в моих волосах, глазах, пальцах и сердце. Я воображала, что он сейчас делает, о чем думает, что видит, чувствует, какой запах вдыхает. Я не могла есть, не думая о нем. Каждый раз, когда через окно в комнату влетал цветочный запах, я сходила с ума от нахлынувших чувств. Какую жену он хотел бы иметь: консервативную или современную, одну из тех, о ком он говорил в тот вечер, когда мы встретились в павильоне Любования Луной? Сумеет ли его будущая жена дать ему то, в чем он нуждается? И как же я? Что теперь будет со мной?
