Перед отъездом Сэм позвонил ей и предложил отвезти в аэропорт. И добавил: он не знает, как переживет три недели без нее.
Она любила его так сильно, что боялась не выдержать. Бремя этой любви перевешивало все остальное — даже тоску по Дэнни.
— Понимаю, — задумчиво сказала Джесс. — Во всяком случае, мне так кажется. Но ты правильно решила, Бетт. Лучше уехать, развеяться, чем торчать тут со мной.
При этом она подумала: «Каждая из нас замкнулась со своим горем в своей раковине. Ну почему мы не можем помочь друг другу?»
Бетт промолчала. Предстоящая разлука с Сэмом наполняла ее паническим ужасом.
Джесс подождала немного, а потом погладила дочь по плечу и пошла к себе.
* * *
Пролетели последние дни перед Рождеством. Внешне казалось, что Джесс взяла себя в руки. Она, как всегда, добросовестно занималась растениями и отработала несколько лишних смен, чтобы дать Джойс немного отдохнуть. Но за рабочими часами, когда удавалось немного отвлечься, следовали другие — полные горя и одиночества. Она больше не пыталась заполнить пустоту приемами пищи, сном и домашними обязанностями. Ела что придется, когда больше нельзя было обойтись без еды, иногда даже не садясь, а стоя в углу кухни, незряче глядя перед собой.
Ночи были хуже всего: сон долго не шел, а если ей и удавалось заснуть, воспоминания делали пробуждение ужасным. Поэтому она перестала ложиться в постель и бесцельно слонялась по дому, берясь то за книгу, то за журнал, а прочитав несколько фраз, клала их совсем в другое место. Она начинала клевать носом на диване в гостиной, а после непродолжительной отключки вновь принималась бродить по опостылевшим комнатам.
Уединение и сознательный отказ от нормальной жизни несли с собой некоторое утешение. Она больше не находила в себе ресурсов, чтобы кого-то утешать или о ком-то заботиться — даже о себе.
Звонили друзья. Джесс отвечала, что она в полном порядке, просто нуждается в покое. Даже Лиззи поверила, что она отчасти справилась с горем, выработала по отношению к нему разумное, трезвое отношение.
* * *
Утром в канун Рождества Джесс позвонила дочери — пожелала ей счастливого пути. Бетт ждала Сэма.
Час, в течение которого они будут вместе добираться до аэропорта, должен был дать ей заряд на предстоящие три недели разлуки.
— Я позвоню тебе из Сиднея, — пообещала Бетт, прислушиваясь, не подъехала ли машина.
— Только не забудь, что я буду в отеле вместе с Джулией. Может, лучше я сама позвоню?
— Хорошо, мам. Я тебя люблю.
— Я тебя тоже, — произнесла Джесс. На душе скребли кошки; к ней вернулось ощущение того, что когда-то, давным-давно, она незаметно для других предала своего ребенка.
* * *
Попрощавшись с Бетт, Джесс взяла свой чемодан, проверила все замки на дверях и задвижки на окнах и вышла на улицу. Положила чемодан на заднее сиденье автомобиля и осторожно задним ходом выехала за ворота. Она не оглядывалась на соседние коттеджи: ей не хотелось ни кого-либо видеть, ни быть замеченной ими.
Улица была пустынна. Те, кто собирались встречать праздники вне дома, уже уехали. Джесс, точно робот, автоматически вела машину, повторяя маршрут, которым обычно ездила в питомник. И вдруг заметила, что едет в сторону, противоположную отелю. Однако и не подумала изменить направление.
Недалеко от своего дома Джесс свернула в тихий, безлюдный переулок. Остановила машину, немного не доезжая до своих ворот, и проделала остальной путь пешком, моля Бога, чтобы ее не заметили. Очутившись внутри, она заперла за собой входную дверь на два замка и прислонилась к ней, тяжело дыша, словно только что преодолела беговую дистанцию. Дом встретил ее появившимся в последнее время кисловатым запахом. До сих пор она верила в возможность мирно провести рождественские праздники в загородном отеле, однако теперь разрывалась между стыдом и облегчением — в равных пропорциях.
На кухне она села за стол и замерла, прислушиваясь. Собственно, слушать было нечего — только слабый скрип половиц да шум ветра, трепавшего деревья на улице.
* * *
Роб осторожно просунул руку в рукав кожаной куртки. Гипс недавно сняли, но на локоть еще нельзя было положиться. Ощущение было такое, словно рука может вдруг взять и улететь в неизвестном направлении. Прижимая ее к груди, он стоял у стола в своей комнате и смотрел на сверток в блестящей бумаге и рваный бумажный пакет с ручками. Сверток предназначался для Кэт. Он и сам удивился, что вспомнил о ней, увидев в киоске эту маленькую акварель викторианской эпохи. Ему показалось, что картина будет забавно смотреться среди фотографий и афиш, заполонивших стены ее жилища. Он потратил день на изготовление рамки. Потом Роб взял под мышку рваный пакет.
