Монета Гнея Домиция Агенобарба
Сенат пришел в ужас и даже не попытался организовать сопротивление. Сенаторы начали упрекать друг друга в том, что неправильно отказали Октавиану в заслуженном триумфе и накликали беду, причем, как пишет Аппиан, «Цицерон, который до сих пор играл главную роль среди них, теперь даже не показывался».
Впереди себя Октавиан отправил посольство во главе с центурионом Корнелием. Тот, прибыв в Рим, обратился к сенаторам с просьбой от имени войск назначить Октавиана консулом. Некоторые сенаторы готовы были это сделать, но другие колебались. Тогда Корнелий показал сенаторам на рукоять своего меча и заявил: «Вот кто сделает его консулом, если не вы!»
От таких слов сенат стал уступчивее и постановил выдать по 5000 аттических драхм не только легионам, перешедшим от Марка Антония, но и всем остальным. Были посланы послы, чтобы сообщить Октавиану, что ему предоставлено право выдвинуть себя консулом заочно и лично распределить выделенные сенатом деньги. Но когда в гавань Остии вошли корабли с двумя из трех вызванных из Африки легионов, сенат опять обрел уверенность в своей силе и опять изменил прежние постановления, а появившийся на заседаниях Цицерон вновь играл там первую роль. Помимо двух легионов из Африки и легиона погибшего консула Пансы для обороны Рима были мобилизованы все граждане призывного возраста. Укреплялись стены города и приводились в порядок корабли. Представители сената пытались разыскать мать и сестру Октавиана, но они успели скрыться, и республиканцам не удалось получить столь важных заложников.
Узнав о новых решениях сената, Октавиан повел свои войска еще быстрее, а вперед послал несколько своих всадников, сообщая римлянам, что им не следует беспокоиться, и когда его армия подошла к стенам города, там вновь произошли перемены. Все три легиона перешли на сторону Октавиана, народ встретил его радостно. Римская знать также поспешила его приветствовать. Цицерон, добившись у Октавиана встречи, начал оправдываться и заявлять, что сначала даже сам выдвигал его в консулы. Октавиан не стал ему возражать, заметив только в насмешку, что из друзей он, Цицерон, был последним, кто пришел к нему. Казалось бы, противники Октавиана должны были угомониться, но ночью по городу прошел слух, что два лучших легиона Октавиана перешли на сторону республиканцев. Собравшийся той же ночью сенат велел объявить эту новость горожанам, а сенатора Мания Аквилия Красса отправил в Пиценум для набора войск, рассчитывая продержаться до прихода помощи. На том заседании сената главную роль играл Цицерон, однако он срочно удалился, когда выяснилось, что слух оказался ложным.
Наутро Октавиан придвинул войска еще ближе к городу, но мстить тогда не стал. Получив из казны обещанные деньги, он роздал их солдатам, а сам на время удалился от города, показывая, что не собирается силой влиять на выбор консулов. Однако Октавиан держал все под своим контролем, и сенат вместо погибших Гирция и Пансы вынужден был избрать консулами Октавиана и его друга Квинта Педия. Так 19 августа 43 года до нашей эры Октавиан, не достигнув еще даже 20 лет, стал консулом. Стараясь «сохранить лицо», сенаторы сделали вид, что принимают такое решение добровольно.
Теперь уже Октавиан въехал в Рим как высшее официальное лицо. Октавиан сразу же реабилитировал Долабеллу, объявленного ранее врагом, а также внес предложение о проведении суда над всеми убийцами Юлия Цезаря (Долабелла к тому времени уже погиб, сражаясь против войск Гая Кассия, но об этом будет рассказано далее). Сенат тут же постановил провести суд не только над непосредственными убийцами, но и над теми, кто знал о заговоре. Суд проходил в присутствии Октавиана и был скорым. Все заговорщики были заочно осуждены, причем только один из судей посмел подать голос в оправдание. Поскольку результат был достигнут, Октавиан не стал тогда ничего предпринимать против этого судьи, но припомнил ему это чуть позже — когда начались проскрипции, упрямец поплатился жизнью.