Вижу большую белую бляшку и многочисленные беловато-серые струпья. Рукой подаю знак двум-трем коллегам; те отрываются от своих приятных, шутливых бесед и спешат ко мне. «Взгляните-ка на это».
Отто заглядывает ей в горло, а Леопольд начинает перкутировать ее сквозь корсаж. Он говорит, что на левом плече имеется омертвелый участок; несмотря на то что она одета, я понимаю, что он прав. Отто отходит от нее, выглядит озадаченным. «Ее горло, — бормочет он, — в точности отражает свойства ее носа».
К нам подходят и другие, среди них Марта и ее сестра Минна. «Что-то случилось? Что с ней?»
— Инфекция, — объясняет Леопольд. — Но никаких оснований для тревоги. У нее будет дизентерия, и весь яд выйдет.
Мы с ним глядим на Отто, который тут же отводит глаза и краснеет. Ирма — его больная, и он делал ей инъекцию триметиламина. Должно быть, шприц оказался грязным. По крайней мере, я не виноват; слабое, но утешение.
Марта и Минна отводят ее в сторонку присесть и отдохнуть. А я вновь наполняю бокал и беру с подноса закуску. Больше ничего непредвиденного на этой вечеринке не происходит.
Простенькое событие, скажете. Но в моей памяти оно всплывает в куда более сложном виде; теперь я понимаю, что оно и в самом деле было более сложным. Например, к окну я веду вовсе не Ирму, а Марту. И не горло ей осматриваю, а задираю новое, купленное ко дню рождения платье и осматриваю ее вагину. Мои коллеги мне помогают. Один из них — не Отто, а мой близкий друг из Берлина, Флисс, хороший отоларинголог. Мы видим следы моей эякуляции, и я кляну на чем свет стоит негодные контрацептивные средства.
— Это ты виноват, Флисс, — сердито говорю я, — ты мне сказал, что эти дни безопасны!
Он пожимает плечами. Его жена тоже беременна.
В отчаянии смотрю в окно на пологий луг, усыпанный желтыми цветочками. Сорока лет как не бывало, и я наблюдаю за собственным зачатием.
И никакого Леопольда там нет, а вместо него мой старый друг Флейшль, которого я убил инъекцией кокаина.>{27} Эрнст смотрит на меня с печалью и упреком. Ирма, свидетельница гинекологического обследования, на мгновение встречается со мной глазами и отводит взгляд. Она любит меня. Ах, сколько всего могло бы быть там, в другой жизни!
При всем при том я испытываю огромное облегчение. Генитальная инфекция у Марты наверняка приведет к выкидышу.
Как выяснилось, я ошибся.
Беру предложенный мне Ананас. Если она, увы, доносит до срока, дитя будет названо Анна.
Теперь третья версия этого сложного воспоминания. Флисс произвел операцию на носу Ирмы, чтобы излечить ее от привычки мастурбировать. После операции она чувствовала себя очень плохо, и к ней был вызван мой коллега Розанес. К моему ужасу, он обнаруживает, что Флисс оставил у нее в носу полметра марли. После извлечения марли у Ирмы начинается обильное кровотечение. Мы с Розанесом отчаянно пытаемся его остановить; мы все перепачканы ее кровью; она при смерти. В конце концов этот поток удается остановить. Я выбегаю в соседнюю комнату, и меня рвет.
Когда же возвращаюсь, Ирма (на самом деле ее зовут Эмма Экштейн) слабо улыбается мне и шепчет: «Вы видите, у меня и в мыслях не было, что я больна! Но не волнуйтесь, это было незабываемое ощущение. Когда я почувствовала, что теряю сознанию и умираю, я испытала оргазм».
Не сомневаюсь — она сказала правду. Она гордится своей менструацией. Когда ей было тринадцать, родители произвели ей обрезание — отсекли часть кожи ее малых половых губ и дали ей съесть. Неудивительно, что мрачная Ирма, этот тихий омут, превратилась в ведьму, способную поколебать мою уверенность в профессиональной компетентности Флисса.
Уверен, этот рассказ не имеет почти ничего общего с теми событиями, которые происходили на тридцать девятом году моей жизни, событиями, которые, возможно, были всего лишь отзвуками главной реальности — моего основополагающего «Сновидения об инъекции Ирме».>{28}
Возможно, вся человеческая жизнь — это лишь повествование, созданное для того, чтобы сделать понятными для наших слабых мозгов какой-нибудь десяток-другой воистину мощных сновидений.
Стараюсь отрешиться от боли. Что там говорит Паули о вращении электрона в идее, в чувстве, в памяти, в сновидении?
