- Я получила ваше письмо и, как видите, пришла, - сказала она, протягивая ему обе руки, которые он по очереди поднес к губам.
Князь действительно выглядел лет на семьдесят и был гораздо, чуть ли не на голову, ниже Адель ростом. Сухой, даже высохший, почти тощий, он обладал поразительной для своего возраста легкостью и живостью движений. Пергаментная, чуть желтоватая кожа лица обтягивала скулы. Морщин на лице почти не было, лишь в углах умных темных глаз кожа сморщилась, точно подернулась рябью. Князь был гладко выбрит, от него пахло вербеновыми духами. Седые волосы, виднеющиеся из-под красной фески, были тщательно расчесаны.
Адель, пока разглядывала его, не могла скрыть смятения. Тюфякин казался таким стариком, что, глядя на него, трудно было вообразить какие-либо любовные отношения с ним. Ей было даже как-то странно сознавать, что этот человек обратился к ней с неприличным предложением. Тюфякин тем временем, не выпуская ее руки из своей, отступил на шаг и оглядел ее с ног до головы, точно любовался и оценивал.
- Как я рад, - произнес он, обращаясь словно к самому себе. - Как я рад сознавать, что хоть один отпрыск моего друга Демидова оказался таким спокойным и воспитанным.
Адель не сдержала улыбки:
- Демидов был ваш друг? Старый Демидов?
- Да, старый Николя Демидов…
- И что же, все его дети вам не нравятся?
- Э! О чем вы говорите! Это отвратительные молодые люди. Павел, к счастью, живет в России, а уж Анатоля я стараюсь никогда не принимать.
Адель, невольно заинтересовавшись, хотела расспросить Тюфякина о Демидовых - младших и старших, но старик вдруг засуетился, озираясь по сторонам:
- Ну полно, полно! Я совсем вас заговорил. Вы уж простите, что я встретил вас в таком виде. Я болен со вчерашнего вечера. Но я постараюсь вас развлечь, так, чтобы вы забыли о моем нездоровье.
Он повел ее по дорожке парка в розариум, ни на миг не прерывая своей болтовни. Они выпили по чашке кофе в беседке на лужайке, и во время этого полдника им прислуживали молчаливые русские лакеи в ливреях и париках. Адель было любопытно хоть немного посмотреть, живут ли русские так, как и французы, поэтому она с удовольствием приняла предложение князя осмотреть дом. Поддерживая ее под руку, Тюфякин весьма галантно показал ей просторный вестибюль, зимний сад, громадные гостиные, роскошные спальни на верхних этажах. Дом был невероятно богато обставлен и ничем не отличался от тех отелей, где жили французские аристократы. Адель, невольно сравнивая этот сказочно богатый особняк со своей тесноватой квартиркой на улице Кассини, нервно потеребила сумочку.
Тюфякин, кажется, заметил ее жест и угадал его значение.
- Как вам здесь? - спросил он с ласково-вкрадчивыми интонациями в голосе.
Адель очень ровным голосом произнесла:
- Вам, должно быть, часто говорят комплименты по поводу этого жилища. Пожалуй, в Париже мало таких особняков. Жить здесь, должно быть, одно удовольствие.
- Так вам здесь нравится? - допытывался князь.
- Да. Очень нравится. И я очень довольна. Вы доставили мне настоящее удовольствие.
Тюфякин вкрадчиво сказал:
- Я бы хотел, чтобы вы жили здесь со мной, мадемуазель.
Адель окинула его испытующим взглядом. Она, конечно, хорошо понимала, к чему устроена эта экскурсия по дому. Разве не писал князь, что «готов все, что имеет, сложить к ее ногам»? Тем не менее, ничего еще для себя не решив, Адель некоторое время молчала. Неторопливо пройдясь меж пышных розовых кустов, она срезала ножничками, которые ей услужливо подал лакей, алую махровую розу, давно ее привлекавшую, с наслаждением вдохнула ее аромат и, улыбнувшись, снова взглянула на Тюфякина:
- Я слушаю вас, князь. Продолжайте.
- Я предлагаю вам переехать ко мне… жить здесь или где-либо еще в домах или на виллах, которые мне принадлежат. Я богат, Адель. И я уже старик. У меня нет ни жены, ни детей. Родственники, которые у меня есть, ждут от меня лишь одного - смерти. - Он покачал головой, кисточка на его феске запрыгала из стороны в сторону, и Адель даже на миг стало как-то жалко старого князя. - В сущности, я несчастливый человек, мадемуазель. Мне очень скучно. Словом, мне хочется как-то развеять свое одиночество… может быть, сделав кому-то добро, особенно вам, такой молодой и прелестной, и я обрету какой-то душевный покой. Если вы переедете сюда, вы… вы ни в чем не будете знать отказа.