Здесь, в салоне госпожи де Монтрей, было особенно приятно покритиковать правительство, смакуя розовое божоле и наслаждаясь изысканными сырами.
Самые значительные гости, обремененные заботами финансовыми и политическими, после ужина обосновались в кабинете и, раскуривая тонкие гаванские сигары, беседовали о своих проблемах. Говорили о том, как правильнее провести будущие выборы, и о том, есть ли будущее у железной дороги, этого паровика на колесах, который ходит по рельсам на потеху окрестным деревням. Рассуждали о выгоде сахарной промышленности, о постройке свекловичных фабрик, о карбонариях и разбойниках, бесчинствующих в Абруцских горах.
Два молодых щеголя стояли чуть в стороне, изредка наводя лорнет на женщин, кружившихся в вальсе в соседнем зале. Один с небрежным видом отложил газету и, наклонившись к своему соседу, вполголоса произнес:
- Честное слово, Анатоль, отсюда надо уходить. Я чувствую себя слишком молодым, чтобы всерьез воспринимать разговоры этих старых перечников и глядеть на их лица. Мне хочется чего-нибудь более приятного.
Тот, кого называли Анатолем, без всяких колебаний согласился:
- Мне тоже. Может, когда я пробуду в Париже год, я и почувствую интерес ко всей этой политической болтовне. Не пойму я вас, французов. По мне, у вас все чудесно, и даже нечего обсуждать. Париж - такой прекрасный город, здесь бы жить и наслаждаться…
Они покинули кабинет, и Анатоль добавил:
- Честно говоря, идя сюда, я думал, что графиня де Монтрей моложе.
- Она не нравится вам?
- Отчего же? Прелестная женщина. - Цинично усмехнувшись, иностранец сказал: - Но я слишком молод, чтобы прельститься ею. Хочется чего-то более свежего. Я был бы глупцом, если бы не хотел этого в Париже, где десятки девчонок так и смотрят с тротуара, готовые осчастливить нас за совсем небольшую сумму.
- Но ведь то гризетки. С ними не поговоришь.
- А вы, Шарль, покупаете женщин, чтобы говорить с ними?
Оба рассмеялись. Один из них был Шарль де Морни, герцог с весьма затейливой генеалогией, настоящий образчик светского прожигателя жизни. Многие даже называли его негодяем. Он был вхож в любые салоны Парижа. В свои двадцать два года герцог де Морни истратил столько денег, сколько иному хватило бы до конца жизни, имел много любовниц и еще больше долгов. Кредиторы не преследовали его, зная его надежды на богатое наследство: Шарль был сыном королевы Голландии Гортензии Бонапарт, урожденной Богарнэ, и ее камергера красавчика графа де Флао, - внебрачным сыном, разумеется. Флао, в свою очередь, был незаконным отпрыском князя де Талейрана[13], плодом любви этого бывшего епископа с графиней де Суза. Шарля воспитала именно она, но не привила ему, по-видимому, никаких хороших качеств. Циничный, ловкий, обворожительный, готовый купить или продать кого угодно - черта, несомненно, унаследованная от дедушки Талейрана, - Шарль де Морни надеялся сделать блестящую карьеру и разбогатеть. Несмотря на молодой возраст, его бледное лицо казалось усталым, чуть помятым, серовато-белым - так отметила его печать порока.
Приятелем Шарля, и причем самым близким, был князь Анатоль Демидов, вернувшийся из Италии. Но, если возраст у обоих был одинаковый, русский выгодно отличался от сверстника: был на два дюйма выше, сильнее и казался пышущим здоровьем. Красивая русоволосая голова очень ловко сидела на его широких плечах. В каждом движении Анатоля чувствовалась уверенность тренированного мужчины, умелого наездника, настоящего члена жокей-клуба. Одевался он проще, может быть, даже небрежнее, но, взглянув на него, всякий бы понял, как туго у этого молодого человека набит кошелек. Совсем недавно в Париж была привезена картина, написанная по его заказу, - «Последний день Помпеи», и это создало ему славу мецената.
- И что же, вы еще никого не нашли? - спросил Шарль.
- Я недавно в Париже, как вам известно. Но на одном приме я уже видел девицу, которая меня заинтересовала…
- Кто такая?
- Некая Жюльетта Друэ, кажется, актриса.
- Знаю, хорошо знаю эту особу. Черноокая красавица, не так ли?
- Да.
- Советую вам оставить ее. У этой девицы голова забита мыслями о возвышенных чувствах, я в этом убедился.