- Глубже, Анри! Как можно глубже! Глубоко-глубоко!
Ошеломленный, опьяненный, вне себя от страсти и удовлетворения, он замер в последних судорогах, сжимая ее в объятиях, и бесконечно далеки были для него сейчас и полиция, и префектура, и все государственные заботы. Впервые, может быть, за всю жизнь Жиске подумал: «Если бы у меня была такая жена или постоянная женщина, я бы никогда не стал префектом. Я, пожалуй, довольствовался бы своим банком. А может, и он не имел бы значения».
Приподнявшись на локте, он поцеловал Адель в губы, чувствуя, что начинает обожать их сладкий-сладкий, нежный, душистый вкус. Зеленые глаза ее распахнулись, разомкнув шелковистый занавес черных ресниц, и, с нескрываемым торжеством взглянув на Жиске, она проговорила:
- Вы никогда меня не забудете. Никогда. Это я вам обещаю…
Дело с фальшивыми деньгами уладилось, словно его и не было. Однако в общем случившееся, конечно же, доставило Адель много хлопот. Во-первых, она получила скверную известность в квартале, где жила, во-вторых, пришлось заново обсуждать с хозяйкой дома вопрос о квартире. Напугав мадам Груссе громкими именами герцога Орлеанского и Жиске, а также пообещав платить чуть больше, Адель удалось оставить квартиру, которую она полюбила, за собой. Со скандальной известностью и любопытством соседей буржуа нужно было примириться. А вообще-то из истории с Морни Адель вынесла много ценного: прежде всего она поняла, что деньгам следует предпочитать чек на предъявителя и никогда не брать наличность у людей, в порядочности которых не уверена. Что до Морни, то его поступок она хорошо запомнила и прощать ему не собиралась. Надо было только запастись терпением и подождать, пока судьба предоставит ей шанс напомнить Морни о себе.
Она пожила еще немного в Париже, успокаиваясь после случившегося. Герцог Орлеанский не возвращался, а когда Адель спросила у Жиске, не знает ли он, что случилось с принцем, префект рассмеялся:
- Не спешите его утешать, он уже утешился.
- Вот как? - сухо отреагировала Адель, уже догадавшись, в чем дело. - И в чьих же объятиях оказался он на сей раз?
- В объятиях прелестной бельгийки графини де Легон. - Словно желая позлить ее, Жиске добавил: - Кстати, единственной женщины в Париже, которая может соперничать с вами в красоте.
«Вот он каков, этот Цыпленок, - подумала Адель насмешливо и без особой горечи. - Кричал о том, что я продажна и непостоянна, а сам чуть ли не на следующий день лег спать с другой». Она не испытывала ревности и вообще не долго думала о Фердинанде. Ее любопытство - все более жгучее - вызывала графиня. Она словно бросала ей вызов. Честно говоря, судьбе было пора свести их вместе.
Узнав новости о Фердинанде, Адель написала письмо Тюфякину и очень скоро получила обещанные сто тысяч. Расплатившись с долгами на сей раз по-настоящему, 18 июля она собрала вещи и выехала в Компьен вместе с Дезире и Жюдит.
Вилла Нова - загородный дом князя Тюфякина, наполовину дворец, наполовину дача - была построена из белого, уже начинавшего сереть камня. Это было большое длинное здание с двумя парадными входами, куда вели две широкие парадные лестницы, встречающиеся затем внутри дома. Просторный прохладный вестибюль, выложенный искусно подобранными мраморными плитами, тянулся вдоль всего здания. На первом этаже располагались гостиная, столовая, несколько кабинетов, танцевальный зал и зал ломберных столов, на втором этаже было пятнадцать спальных комнат. В обстановке царило полное смешение эпох и стилей. Если гостиная была отделана и обставлена в угоду вычурным вкусам рококо, то в кабинетах господствовали почти античные линии и пропорции. Столовая была отмечена печатью недавно ушедшего ампира. Из Англии Тюфякин вывез много тамошней мебели стиля чиппендейл. Несколько спален были отделаны в откровенно восточном духе. Адель были отведены апартаменты, пожалуй, самые роскошные в доме, рядом с покоями князя, и состояли они из спальни, будуара, молельни и ванной комнаты. Старинная мебель работы Буля напомнила ей о доме Гортензии. На миг присев на роскошную широкую кровать под овальным «польским» балдахином и разглядывая узоры, вытканные на шелковых шпалерах, Адель вздохнула. В душе царило смятение. Трудно было сказать, как теперь пойдет ее жизнь. Но, если поразмыслить, можно было сказать, что ей здесь скорее нравится, чем не нравится.
