Лорд Банстед, их сосед, за три месяца несколько раз просил руки Вивьетты.
— Я не весьма привлекателен, — заметил он в первый раз (он был худосочный, бледный юноша двадцати шести лет), — и мой титул не очень древнего происхождения, должен сознаться. Отец мой просто ученый работник, прославленный химик, знаете, открывший какой-то дьявольский газ и за это сделанный пэром. Но я могу заседать вместе с другими старыми развалинами в палате лордов, если хочу. И у меня достаточно средств, чтобы вести такую жизнь, если вы возьметесь удерживать меня от транжирства. Если вы выйдете за меня, это будет великолепно, даю вам слово.
— Еще до того, как я захочу иметь с вами дело, — ответила Вивьетта, слыхавшая, как Дик в самых резких выражениях высказывал свое мнение о лорде Банстеде, — вам придется навсегда отказаться от бутылки и… и еще одно и большими буквами…
Лорд Банстед, не будучи искушен в литературных намеках, выпучил глаза. Вивьетта расхохоталась.
— Я вам переведу, если хотите. Вам придется отказаться от чрезмерного употребления шампанского и виски и вести внешне приличную жизнь.
В ответ на это лорд Банстед назвал ее чертенком и в гневе уехал в Лондон, где возил ужинать в рестораны кудрявых девиц. Вернувшись в имение, он снова предложил Вивьетте свой титул и, будучи вторично отвергнут, опять назвал ее чертенком и вернулся к отдельным кабинетам ресторанов. Он повторил свое предложение в третий и четвертый раз; и теперь до Вивьетты дошли сведения, что он живет в Фарфельде, скучая до последней степени в ученой библиотеке своего отца.
— Я думаю, он приедет сюда сегодня, — сказала Вивьетта.
— Зачем вы поощряете его? — спросила Екатерина.
— Я совсем не поощряю, — возразила Вивьетта. — Я немилосердно браню его. Если я бываю кокеткой, то только с настоящими мужчинами, а не с каким-то продуктом химической лаборатории.
Екатерина опустила свою работу и с упреком посмотрела своими голубыми глазами на девушку.
— Вивьетта!
— Ах, она шокирована! Святая Нитуш шокирована! — затем она вскочила и, наклонившись над Екатериной, поцеловала ее. — Простите, дорогая, — сказала она с милым раскаянием. — Я знаю, так не годится говорить, это отвратительно и неженственно, но мой язык иногда не слушается моих мыслей. Простите меня.
В это время мужчина в грубой шерстяной куртке и высоких сапогах, появившийся со стороны конюшен, пересек площадку и, спустившись с лестницы, направился через лужайку к обеим женщинам. У него были массивные плечи и толстая, сильная шея, жесткие рыжеватые волосы и несколько более светлые усы. Его голубые глаза своим странным детским выражением выделялись на загорелом и обветренном лице. Он слегка волочил ноги, как человек, привыкший к седлу. Это был Дик Уэйр, старший из братьев и наследник былого состояния, заложенной усадьбы и земель; он выглядел неудачником, человеком, неспособным, несмотря на свои мускулы и мышцы, бороться с обстоятельствами.
Вивьетта оставила Екатерину за ее рукодельем и пошла навстречу ему. Это непроизвольное движение заставило просветлеть его глаза. Он вынул изо рта коротенькую трубку, которую курил.
— Я только что осматривал новую кобылу. Она одно великолепие. Я сознаю, что не должен был покупать ее, но она стоила так дешево… А что поделаешь, когда лошадь предлагают за четверть цены?
— Ничего другого, милый Дик, как заплатить за нее вчетверо больше того, что можешь затратить.
— Но нам все равно надо было купить новую лошадь, — стал серьезно доказывать он. — Мы не можем разъезжать по округе в тележке с ослом. Если бы я не купил лошадь, это сделал бы Остин, заботясь о чести семьи. Я иногда люблю чувствовать себя независимым от Остина.
— Я бы хотела, чтобы вы были совсем независимы от Остина, — проговорила Вивьетта, шагая рядом с ним по лужайке.
— Не могу, пока живу тут, ничего не делая. Но если я отправлюсь в Канаду или Новую Зеландию, как собираюсь, кто будет заботиться о матери? Я связан по ногам.
— Я буду заботиться о ней, — сказала Вивьетта. — А вы станете писать мне милые длинные письма, рассказывая в них, как вам живется, а я буду посылать вам милые краткие бюллетени, и мы все будем очень счастливы.
