Юрка шмыгнул носом, принюхиваясь.
– Михаил Андреевич! – возмутился Егор. – Я бы ни за что не стал шарить у вас в кабинете!
– Но они об этом не знают. Вещи придется оставить – странно, если б вы явились ко мне готовыми к путешествию.
Егор пожал плечами. Куртка при нем, часы на руке, а больше ничего и нет. Только рисунки жалко.
– У меня в сумке деньги, – подал голос Юрка. – Их-то можно тишком вынуть? Мало ли что.
– Конечно, принесут.
Отец Михаил перевел взгляд с одного на другого.
– Ну, помоги вам Всевышний.
Йорина велела подготовить Гранитный зал. Ни одно другое убранство не подчеркнет блеск золота и драгоценных камней так, как глухие серые стены, на которых развешаны простенькие светильники. Вроде бы в беспорядке, но на самом деле место для каждого выбирали зодчий и ювелир. Пол – каменные плиты, не украшенные мозаикой. Мебель темного дерева, никакой яркой обивки. Все очень просто.
Коридоры, ведущие к Гранитному залу, охраняли лучшие воины дворцовой стражи. Их лица оставались бесстрастными, когда жрица проходила мимо, прижимая к груди шкатулку.
Оун и Тирий уже сидели на своих местах. Увидев Йорину, главы Воинского и Совета Старейшин одинаково нахмурились.
– Ты все-таки принесла ее, – сказал Тирий.
Йорина открыла тайник, устроенный в столешнице, и опустила туда шкатулку. Руки, освобожденные от тяжести, упали на колени.
– Это просто камни.
Она просидела больше часа, перебирая накопленное ее матерью, бабкой, прабабкой… всеми жрицами, жившими до нее. Вспыхивали огни, отражаясь в гранях. Йорина клала на ладонь огромный рубин – «Империю» – и всматривалась в его глубину, пытаясь представить женщину, заплатившую им за жизнь любимого. Рассматривала сапфир, такой огромный, что он больше походил на кусок льда, и имя ему было – «Северная королева». Подносила к лампе знаменитое «Сердце дикарки» – изумруд на редкость чистого цвета, он переходил в одной семье из поколения в поколение четырежды, пока не оказался в Йкаме. С волнением прикасалась к «Черному владыке», бриллианту удивительного стального оттенка. Он был преподнесен ее матери, но не как жрице, в благодарность, а как женщине – в знак восхищения. Йлела же спрятала бриллиант в шкатулку. Йорина могла вынуть любой камень – и он непременно оказался бы со своим именем и историей. Прочие сюда не допускались, и все жрицы ревностно соблюдали это правило. Узнай, что собирается сделать Йорина, прокляли бы они ее? Или поняли?
– Где другая? – резко спросила она.
Тирий приподнял крышку еще одного тайника.
– Хорошо. Золото!
Приблизился слуга и начал аккуратно выкладывать из мешка на стол монеты, от края до края, пока резное дерево не скрылось из виду. Сверху опустился шелковый платок.
– Зовите.
Дан вошел свободно, словно и не держался за его плечом Ури. Кивнул, сел в кресло напротив и хлопнул по подлокотнику:
– Я так понимаю, это для меня. У нас большие переговоры?
Как же запахло ненавистью!
– Да, – сказала жрица. – Это – для тебя. И вот это – тоже.
Потянула за уголок платка. Шелк легко соскользнул, и золото засветилось под лампами. У вора по имени Дан сбилось дыхание.
– В обмен?
– Конечно.
Он согласится. Двуликий, он не сможет устоять, и зря Йорина замаливала грех, перебирая в последний раз шкатулку жрицы Йкама.
Вейн сощурился, оценивая.
– Внушительно. Но, – цокнул он языком, – я вынужден отказаться.
– Да ты хоть понимаешь, сколько тут? – разгневался Тирий. – Возвращайся к себе, купи дом, посели в нем десяток наложниц и живи, не думая о деньгах.
– Ага, – согласился вейн. – И помри от скуки.
– Тебе лучше взять золото, вор, – предупредил Оун.
– Ай, дяденька, не кричите на меня! Я и так нервный.
Йорина положила руку на вздувшиеся мышцы гиганта. Сквозь ткань рубашки чувствовалось, как пылает его кожа.
– Хорошо. Уберите это.
Слуга знал свое дело. Он снимал монету за монетой, позволяя каждой последний раз окунуться в луч света, и прятал в темноту кожаного мешка. Йорина видела, как у вейна подрагивают ресницы, но вор молчал и даже зевнул, небрежно прикрывшись ладонью.
Стол опустел. Стал виден резной узор – четыре горы в окантовке рек и водопадов. Йорина вдавила каблук в небольшую выемку под креслом, и одна из гор пропала, спрятавшись за соседнюю. Из глубины замерцали опалы в червленом серебре.