– Тебя по всей больнице ищут. Давай на ручки. Ойри, хватай его за ноги.
Вайшер откачнулся, вжимаясь в матрасы.
– Сынки, не надо.
– Не трясись, дед, разрежут и обратно зашьют, не ты первый.
У Вайшера дрожали бесцветные от старости губы.
– Да как же… Без благословения Двуликого и под нож? Сынки, вы уж сходите, попросите, пускай в храм пустят. А, сынки?
У Ойри вспухли желваки. Дан выругался и наклонился к деду, выцарапывая его из матрасной норы.
– Ничего, Моисей и со своим богом справится. Давай, старик, поднимайся.
Лавки и лавчонки лепились по кругу, огораживая лабиринт из прилавков. По одну сторону торговали ранними овощами, творогом, молоком и сырами. По другую визжали свиньи, кудахтали куры, недоуменно мычала корова. Небольшой пятачок, обнесенный низенькой оградой, пустовал. От него густо пахло табаком с ромовой отдушкой.
Юрка и Егор сидели в нескольких метрах от узла. Неподалеку сгружали с телеги мешки, и возница поглядывал на чужаков с подозрением. Точнее, на арбалет, лежавший на коленях Егора.
– В газетах писали: «Не пустим на нашу землю». А они за несколько часов… Отец не верит в короткую войну. Он, конечно, впрямую не говорил, но я же не совсем дурак, понимаю.
Юрка не знал, что ответить – не рассказывать же про Великую Отечественную! – и потом огрызнулся:
– Да ладно тебе, разнылся! Найдет тебя Почтовик Грина. В крайнем случае в монастырь отправит.
– Угу, а меня оттуда снова в скит.
– Ничего, переживешь.
У Егора вспухли желваки на скулах.
– Ну и… передашь, чтобы Евсея похоронили, – тише добавил Юрка. – Сколько уже?
– Десять тридцать шесть.
Портье из «Толстого хомяка» обещал, что Такер появится на Рыночной площади около одиннадцати.
Юрка поерзал, устраиваясь поудобнее. Желчь подкатила к горлу, и он сплюнул горькую слюну. Плотный завтрак не пошел впрок: и согреться не получилось, и затошнило сильнее. Теперь он в полной мере оценил слова Дана, что не каждый согласится идти поводырем.
– Ты точно решил, что не вернешься к Михаилу Андреевичу? – спросил Егор.
– Говорил уже! Чего мне там делать?
Тень медленно отползала в сторону узла. Крякали под тяжестью мешков грузчики. Нудно торговались возничий и лысый тип в засаленном кафтане.
Юрка скрестил на коленях руки и уронил на них голову – его тянуло в сон. Базарный гвалт слился в ровный шум, а потом превратился в шорох прибоя. Ветер шевельнул льняную занавеску и попробовал содрать со стены рисунок: крепостная башня, излучина реки. Чудилось в полудреме: он во Взгорском монастыре, и не нужно больше бегать по гостиницам в поисках Зеленцова, которого никто – никто, черт побери! – не знает…
– Смотри! – толкнул Егор. – Да проснись ты! Это не он?
На площадке за заборчиком стоял Такер. На этот раз вейн вырядился в кожаный жилет на голое тело и джинсы. На груди висела связка амулетов, на запястьях болтались фенечки. Почтовик перешагнул оградку и мигом затерялся в толпе.
– Черт!
Юрка вскочил. Как назло, дорогу преградила телега. Груженая, она неуклюже разворачивалась. Возница замахнулся на мальчишек кнутом. Шарахнулся в сторону разносчик с корзиной яблок.
– Видишь его? – крикнул Юрка.
Егор проскользнул перед лошадиной мордой.
– Да!
– Где?!
– Слева!
Юрка поднырнул у кобылы под брюхом. Возле плеча щелкнул кнут, взбивая перемешанную с сухим навозом пыль.
Почтовик стоял в закутке между прилавками и что-то сердито говорил, разрубая ладонью воздух. Коренастый мужчина слушал, не перебивая. Еще один загораживал вейну выход.
Юрка попытался ввинтиться в толпу, но его оттолкнули. Треснули джинсы, зацепившись за ограду узла.
– Стой! – дернул Егор. – Это же те самые! Только без винтовки.
Такер мотнул головой, попытался уйти – и заметил Юрку. Растерянно моргнул. Его собеседник быстро обернулся.
Он!
Юрка толкнул Егора в узел и сам перевалился через заборчик. Куда угодно! Только быстро! На полмгновения накрыло ужасом – не получится! Но ребра будто крюком подцепило, даже хруст услышал. Вспышкой мелькнули перед глазами ориентиры. Закрутило, швырнуло плашмя на твердое. Юрка сглотнул – у него заложило уши – и поднял голову.
Вверх уходила стена из спекшегося камня, и в эту стену клюнул арбалетный болт. Упал на куртку, зацепившись острием за ткань. Юрка судорожно стряхнул его, точно полуживую гадину.