– Получается, я могу услышать, что там, у нас?
– Не знаю. Пошли быстрее.
Юрка старался не обращать внимания на голоса. Отсчитывал провалы в полу, темневшие по левую сторону. Они попадались часто – по одному на десяток шагов.
– Беги-и-ите-е-е!
Евсей!
Щелкнул ружейный выстрел.
Юрка оглянулся на Егора. Слышал или нет? Идет, придерживаясь за стену. Глаза остекленевшие.
Не отвлекаться, считать. Пятнадцать, шестнадцать.
– Беги-и-ите-е-е!
…лежит носом в хвою, и в спину упирается локоть. Человек с ружьем внимательно вглядывается в ельник, от страха перехватывает дыхание.
Размахнувшись, Юрка ударил по стене, ссаживая до крови костяшки. Он – в Цитадели! Прошлого – не существует! Обернулся, чтобы поторопить Егора, и осекся на полуслове.
Натадинель лежал ничком, выбросив вперед руку с арбалетом. В нескольких шагах валялась куртка.
Юрка подбежал.
– Ты чего?!
Перевернул на спину. Егор смотрел широко открытыми глазами, губы его дергались. Точь-в-точь как у Дана. Но тогда Юрка плеснул водой, а сейчас фляжки не было.
– Эй!
Тряхнул изо всех сил, голова Егора стукнулась о камни. Ноль реакции.
– Черт… Ну и скотина же ты! Очнись! Я тебя не потащу, лось здоровый!
Всхлипнув, Юрка привалился к стене. Голоса приказывали, ругались, стонали.
– Заткнитесь! – крикнул им.
…шипение, противный хруст. В который раз умирал, спасая их, наставник Евсей, и разлеталась в щепу от выстрела сосновая лапа.
– Хватит!
Егор часто, мелко задышал. Упала, скатившись с груди, бирка и звякнула об пол. Амулет Дана застрял в воротнике футболки.
– Надоело! Слышите? Я хочу домой!
Юрка крикнул это раньше, чем успел подумать.
– Я хочу домой…
Голосам не было до него никакого дела. Кто-то наслаждался победой, кто-то не хотел умирать. Егор, наверное, тоже сейчас воевал. И там по нему – из автомата.
– Дурак! – сказал ему Юрка. – Сын полка, блин. Врезать бы тебе. Вот что мне теперь делать? Что?!
Попытался его поднять. Тяжелый, гад! Еще и брыкается. Нет, так не получится. Чертыхаясь, сходил за камуфляжной курткой, расстелил и перекатил на нее Егора. Разряженный арбалет сунул ему под бок. Ухватил за рукава.
– Бурлаки на Волге, картина маслом. Поехали!
Нитки опасно затрещали. Только бы выдержали.
Опять кричал Евсей. Хотелось пригнуться, спрятаться от направленного в лоб дула.
С шорохом куртка тянулась по бугристому полу. Егор иногда вздрагивал и ударял пятками. В горле у него тогда что-то булькало.
– …три «фоккера». Прием!
– Куи! Куи! Куи!
Из солнечного пятна – в тень, из тени – на солнце и снова в тень, мимо оплавленных, вытянувшихся до пола окон. А за ними – остатки крепостной стены и раскаленная пустошь.
…щелчок тетивы, крик Евсея, походная песня – не разобрать слов, ее обрывает оглушительный взрыв.
Губы соленые от пота. Облизнул, и еще сильнее захотелось пить.
– Карве! Джен ферест!
Темное пятно все не заканчивалось. Юрка выматерился и поднял голову. Небо закрывала слегка просевшая крыша. Почти дошел. Главное – не останавливаться.
…топот копыт, свист. Тяжелое гудение мотора. Выстрел.
Когда уткнулся в порог, не мог даже ругаться. Ухватил Егора под мышки и втянул внутрь. Плюхнулся без сил рядом.
Тишина. Оглушительная, благословенная.
Юрка хватал воздух ртом, точно рыбина, и не мог надышаться. Плавно изгибались стены. В центре потолка, точно в жузговской юрте, светился кусочек неба.
Пахло табаком с ромом.
– Эй, Натадинель! Приехали! Слышишь? – толкнул его в плечо.
У Егора безвольно мотнулась голова.
– Ты, симулянт, охренел?! – От страха Юрку вздернуло на ноги. – Все уже! Очнись!
Кряхтя, поволок Егора в глубину комнаты. На светлых плитах, у границы узла, тот забрыкался и выкрикнул:
– Не подходи!
– Ага, уже.
Егор резко сел, перегнувшись на раненый бок. Юрка едва успел уклониться, чтобы не получить затылком в подбородок. Вот зараза!
– Стой! Стреляю!
– Ай-яй-яй, сдаюсь-сдаюсь!
Егор медленно обвел взглядом каменный свод. Дотянулся до штопки на футболке, пощупал и недоверчиво посмотрел на пальцы.
– Я… тут?
– Нет, там. Чего, блин, не видишь?
– Я думал…
– Индюк тоже, да в суп попал. Арбалет подбери, вон валяется.
– А?.. Сейчас.
Привычным движением Егор проверил тетиву. Поднял куртку, встряхнул. Один шов у плеча все-таки надорвался, и Натадинель удивленно колупнул его. Потом сообразил:
