Юрка сглотнул. Арбалет снова уперся ему в грудь, но теперь стало по-настоящему страшно.
– Не веришь… Между прочим, я уже убивал. Это легче, чем кажется. Давай! Выводи! Хоть что-нибудь сделай!
Палец дрогнул на спусковом крючке.
– Десять. Девять, – чеканил Натадинель высоким от ненависти голосом.
Стремя давило все сильнее. Юрка отступил на полшага – дальше не пустил Егор, вцепившийся в куртку.
– Восемь. Семь.
У него же глаза сумасшедшие!
– Я не шучу. Шесть. Пять.
Ориентиры выкатились, точно шарик на подставленную ладонь. Юрка потянулся…
– Четыре. Я убью тебя.
Пальцы ощутили гладкое дерево, скользнули по резной грани, но не смогли ухватить.
– Три.
Он не выстрелит.
– Два!
Он не…
– Один!
Юрка зажмурился. Звенел воздух – или шумело в ушах?
– Идиот, – бесцветным голосом сказал Егор. – Я же чуть…
Толкнул в плечо, отошел.
Юрка медленно открыл глаза. Падали снежинки и таяли на пересохших губах. Болела грудь, там, где в нее упиралось стремя.
– Ты бы не выстрелил.
Егор выругался.
– Ты бы – не выстрелил! – крикнул Юрка.
Все еще шумело в ушах, и он не сразу понял, что идет состав.
– Сюда! Быстрее!
Натадинель оглянулся.
Юрка расставил ноги и пригнулся навстречу поезду.
– Руку давай! Ну!
– Сдурел?! Уходи!
– Я смогу!
– Убьешься!
Поезд оглушительно гудел, пытаясь смести мальчишек с рельсов. Юрка не слышал, что кричал Егор. Ударило воздушной подушкой.
…Резные столбики. Дорога. Город…
Стальная морда приближалась. Рев стал невыносимым. Егор пихнул в бок, но Юрка рванулся вперед и упал на колени, увлекая Натадинеля за собой.
…Вытоптанная проплешина. Горячая земля…
Серебристый металл, разрезающий воздух.
– Мама! – Кажется, он заорал.
Покатился, понимая – уйти не успеют. Хрустнуло в плече. Юрка согнулся, ожидая страшного удара, – и закашлялся, касаясь губами спорыша.
Трава пахла загустевшим от жары соком и пылью. На нее и вывернуло желчью.
– Пусти, – прохрипел Юрка, выдирая руку из цепкой хватки Егора.
Тот повернулся, показав белое лицо. Глаза – огромные, черные, зрачки заняли почти всю радужку. На прокушенной губе проступила кровь.
– Ну ты… Ты… – Подбородок у него трясся, мешая говорить.
Юрка засмеялся, но тут же сбился на кашель.
– Ненормальный, – выдохнул Егор.
– Какой есть.
Боль медленно, толчками, отступала, оставляя руки-ноги ватными. Наверное, так чувствует себя препарированная лягушка, подумал Юрка.
Сел, придерживаясь за поясницу. Мотнул головой.
– Все, конечная станция – Бреславль. Твою мать, чтобы я еще раз…
Снова вырвало. Юрка отдышался и подставил ветру мокрое от пота лицо. С волос капал растаявший снег.
– Это – Бреславль? – растерянно переспросил Егор.
Юрка обхватил руками колени и посмотрел с холма на город. Протыкал небо шпиль на башенке. Где-то там, дальше, за сонмом алых от рассвета крыш, стоял рыцарь с мечом, и голуби гадили на его шлем. Текла Ранна, шлепали по ней колесные пароходы. Сидели мальчишки с удочками, возле них крутились коты.
– Тот самый?
Юрка сорвал травинку и потянул в рот.
Тот самый, но Зеленцова в нем, скорее всего, нет. С чего бы вейну куковать на одном месте? Это же не Алекс Грин, который надорвался. Значит, все заново: обойти гостиницы, задать один и тот же вопрос. Поморщился, представив, как будет стоять перед клерком и неловко совать деньги.
А потом? Снова в дорогу? В другой город, в другой мир? Юрка выплюнул измочаленную травину. Конечно, есть шанс, что повезет. Какой-нибудь хлыщ листнет талмуд, сверится со щитком для ключей и скажет: «Да, господин Зеленцов в номере». Останется лишь подняться, постучать в дверь – и?..
Юрка провел ладонью по лицу, стирая пот и талую воду. «Не хочу», – понял отчетливо.
– Пойдем? – спросил Егор. Он стоял, вытянув шею, точно мог отсюда разглядеть «Хрустальный колокольчик».
– Ага, побежим, – раздраженно отозвался Юрка. – Я тебе что, грузовой лифт?
Егор смутился. Сел, положив арбалет на землю. Уставился жадно на город. Юрка его понимал – там был Грин. И вейну ничего не стоило спуститься на набережную, кликнуть извозчика и доехать до узла. Взять сына подполковника Натадинеля за руку…
– Мне кажется, я вернусь, а ничего и не было, – сказал Егор. – Будто все приснилось. Зайду, мама скажет: «Ну и где тебя носило?» Потом отец приедет, и Макс вместе с ним.