По знойной дороге идет он пешком,
Измучен, нестрижен, небрит;
Обмотаны ноги тряпьем,
Лохмотьями жалкими еле прикрыт,
Рубашка истлела на нем.
К садам Тегерана дорога бежит.
За пленником едут солдаты верхом.
Но кто ж он, идущий пешком в Тегеран?
Босой, полуголый, в цепях,
А крепок, как видно, закал!
Ему незнакомы усталость и страх,
Он холод и голод знавал,
Не ждал, что помилуют шейх или шах,
Боролся за счастье рабочих, крестьян.
«Эй, малый, открой преступленья свои,
Когда провинился и в чем?» —
Окликнул его верховой
И тронул без злобы легонько хлыстом.
Он гневно тряхнул головой
И молвил: «Мое преступленье лишь в том,
Что я из рабочей семьи.
Вскормленный, вспоенный рукой трудовой,
Спросил я: доколе страдать?
Трудом созидается мир,
Но в нем тунеядцам одним благодать.
Нам — труд, а богатому — пир.
Мы сеем, но жатву не можем собрать…
Иной я не знаю вины за собой».
Конвойный другой отвечает ему:
«Но ты, говорят, бунтовщик,
Безбожник, погрязший во лжи,
Поносит законы страны твой язык.
Не путай и прямо скажи:
Иль ты от свободы настолько отвык,
Что любишь изгнанье, побои, тюрьму?..»
«И ты предпочтешь их, коль правду поймешь,
Так вымолвил узник в ответ, —
Закон ваш — трудящихся враг.
В шелка даже пес во дворце разодет,
А труженик голоден, наг.
У знатных людей справедливости нет,
Их добрые речи — приманка и ложь,
Слова в позолоте! И кто их поймет,
Тот многое в мире поймет.
Законы господ — нам беда,
Трудящимся рабство закон ваш дает,
Свободы не даст никогда.
Трудящихся лишь единенье спасет,
Низвергнет навеки насилье и гнет!..»