Доннаха смотрит на меня с заботой и нежностью, и вдруг я проникаюсь к нему симпатией. Я не знаю, какой он муж, но Доннаха хороший отец. Он не заслуживает того, что Бекки с ним сделала. Но мой рот на замке. Это не мое дело.
– Что ж. – Он оглядывается, затем смотрит на меня, будто читает мои мысли, и хочет что-то сказать. Может, у творческих людей действительно развито шестое чувство. Но, что бы то ни было, он передумал и говорит: – В холодильнике полно еды, угощайся. Мальчики, увидимся утром. – Он целует детей и уходит.
Я сижу с детьми, мне так уютно с ними, когда они такие тихие и сонные. Киллин любит обниматься, и его теплое тело и мягкое дыхание как бальзам на душу.
В одиннадцать тридцать, намного раньше, чем я думала, возвращаются Бекки и Доннаха. Бекки бросает на меня укоризненный взгляд и поднимается наверх, не проронив ни слова, опять чувствуется напряжение между ними. Так бывает перед ссорой. Доннаха неторопливо подходит ко мне, пока я собираю свои вещи.
– Мальчики сразу отправились спать, – говорю я нервно. – Киллин дважды спускался вниз, один раз за водой, а второй раз он спросил, что будет, если смыть в туалете карточку Покемона. Не переживай, я ее выудила оттуда.
Он не улыбается.
– Хорошо, спасибо, Аллегра.
Его руки в карманах, и он оглядывается, будто проверяет, не подслушивает ли кто. Я не могу с ним ничего обсуждать.
Я торопливо собираю вещи и ухожу.
– Доброй ночи, Доннаха.
Я поднимаюсь к себе в квартиру, бросаю вещи, беру мягкое флисовое одеяло, в которое Бекки завернула свое потное от секса тело, и снова выхожу в сад с вчерашним стейком. Я кладу его на лужайку, в том месте, где мне разрешено быть, чтобы не беспокоить хозяев. Я сажусь на скамейку и зажигаю сигарету. Через несколько минут на пороге тайного сада появляется Доннаха. Я зажигаю еще одну сигарету. Он подходит ко мне. Может, ссора уже закончилась. А может, и не начиналась.
– Не знал, что ты куришь, – говорит он.
– Я не курю.
Он садится рядом, но на достаточном расстоянии, чтобы не нарушать приличий.
– Я тоже. Угостишь? – спрашивает он.
Я протягиваю ему пачку и зажигалку.
Он зажигает, вдыхает, собирается что-то сказать, чтобы заполнить тишину, но потом, наверное, улавливает мое настроение – или ему просто лень что-то говорить, и он молчит. Необычно для него. Я ему благодарна. Оказывается, он умеет молчать, а я и не подозревала об этом. Я не свожу глаз с лужайки.
– Что там? – спрашивает он.
– Вчерашний стейк. Для лисицы.
– Ты ее видела? – спрашивает он. – Бекки решила, что у меня галлюцинации.
– Да нет, я видела ее несколько раз. Думаю, это самка. Она приходит почти каждую ночь. Кажется, у нее лазейка за сараем.
Он смотрит в сторону сарая, хотя сейчас слишком темно, чтобы что-то разглядеть.
– Как ты догадалась, что это самка? – спрашивает он.
– По соскам. У нее молоко. Я погуглила, хотя могу и ошибаться. Думаю, это она включила сигнализацию, когда вы были в отпуске, – объясняю я.
Он затягивается сигаретой.
– Буду честен, – говорит он, – полицейские сказали, что видели тебя, когда приехали на вызов. Они решили, что ты вела себя очень подозрительно.
– Что?! – кричу я. – Я проверяла, не проник ли кто в твою студию. Ради тебя. Бекки позвонила мне, чтобы узнать, все ли в порядке.
– Она сказала, что ты запыхалась.
– Я была в саду, с лисой. Мне пришлось бежать наверх, к себе, за телефоном.
– Может, это ты споткнулась о мусорные контейнеры и включила сигнализацию…
– Это было всего один раз.
– У тебя последнее время частенько случаются веселые ночи.
– Больше это не повторится. Неужели полицейские сказали, что это я?
– Они посоветовали нам проверить камеры.
– И почему ты не проверил?
Он не отвечает.
Я вспоминаю свой разговор с Лорой в саду и потом, когда я столкнулась с ней у полицейского участка. Я пыталась быть вежливой, искренне подружиться с ней, а она меня подозревала все это время. Снова люди ранят меня. Лживые, ничего не понимающие мерзавцы. Все выворачивают наизнанку и ставят с ног на голову. Не понимаю я людей.
– Вчера они опять приходили. Предположили, что это опять ты виновата. Но полной уверенности у них не было.
