Я не знаю, стоит ли мне пить, если она не пьет. Я заказываю бокал кавы, а Дейзи просит официанта принести целую бутылку.
Мы принимаемся за виртуозное искусство – изучение меню, прежде чем приступить к разговору. Я заказываю сыр манчего с медом и традиционные барселонские острые тефтели с соусом алиоли. Она заказывает чоризо в белом вине, креветки с чесноком, чили и оливковым маслом, мидии в домашнем соусе маринара – и на этом я сбиваюсь со счета, пока она перечисляет другие блюда из меню.
Мы болтаем о том о сем, вспоминаем популярных людей из школы, обсуждаем, с кем мы еще общаемся, кого видели и о ком слышали, кто чем занимается, – обычная дребедень. Не умолкаем ни на секунду, даже не знаю, зачем я переживала.
– Ну хватит о других, Веснушка, – говорит она, – расскажи о себе. Когда ты переехала в Дублин?
– Пять месяцев назад, – говорю я. – Просто захотелось перемен. Я парковочный инспектор в окружном совете Фингела и очень люблю свою работу.
Этой частью своей жизни я горжусь. Я действительно люблю свою работу.
– Круто. Парковочный инспектор, – говорит она и вдруг окидывает меня взглядом, и мне до смерти любопытно, что она думает. – Разве ты не мечтала стать…
– Детективом Веснушкой, да. – Мы смеемся. – А ты всегда мечтала о мире и равенстве на всей земле, – говорю я.
– Ну да. – Она кивает. – И, как оказалось, в реальной жизни для этого нужно заниматься строительством. Я работаю в «Брик бай Брик», международной правозащитной организации, которая строит и ремонтирует дома, школы, медицинские центры, санитарные помещения и общественные здания в развивающихся странах. Так что вместо мира и равенства я теперь делаю кирпичи, штукатурку и краску. – Она напрягает свой крошечный бицепс на руке. Даже не представляю ее в этом амплуа.
– Потрясающе! – говорю я с восхищением. – А я выписываю штрафы.
Она сама скромность, не стоит об этом, торопится закрыть тему.
– Какая же у тебя замечательная работа, – говорю я, и в моем голосе столько подхалимства, аж самой противно, но я искренне рада за нее. Она разъезжает по всему миру. Видит разные страны, помогает людям.
Лично мне это было бы неинтересно, но ведь в этом-то вся суть теории пяти человек – правда ведь? – что они должны как-то повлиять на тебя. За честность и реализм отвечает папа, он никогда не согласится на то, что ему не по душе, а Дейзи станет моим источником вдохновения, человеком, который будет снабжать меня мотивирующими мыслями и призывать к самосовершенствованию. Это уже происходит. Я, конечно, не собираюсь переезжать в развивающуюся страну и строить там школу, но хочется думать, что я возгорюсь желанием помогать обществу в борьбе с бедностью и природными катастрофами. Я могла бы стать таким человеком.
– Джорджи, – говорит она вдруг радостно.
Парень, который только что вошел, берет соседний стул, чмокает Дейзи в щечку и подсаживается к нам.
– Я с ними, – говорит он официанту с безупречным дублинским акцентом.
Она спрашивает, не хочет ли он взглянуть на меню, а он отвечает, нет, спасибо. Мне хватит и вина. Он берет бокал с соседнего стола, за которым никто не сидит, и ставит себе.
– Привет. – Он улыбается мне во весь рот, зубы белее белого. Кожа загорелая. Гладкая. Основательно увлажненная кремом. Блестящая. – Я Джордж. Друг Дейзи. – Он протягивает мне руку.
– Джорджи, это Веснушка. Веснушка, это Джорджи.
– Приятно познакомиться, – говорю я.
– Приятно познакомиться, – передразнивает он меня. Получается неудачная дублинская версия акцента графства Керри. В его интерпретации я похожа на Дарби О’Гилл. Он смеется и осушает свой бокал.
Он сразу мне не понравился. Видно, что засранец.
– Сделай фотку для Insta, – говорит она, сует ему свой телефон и встает рядом со мной. Она нагибается и прижимается своей головой к моей, я чувствую ее лоб на своем.
– Выше, – говорит она ему, он встает и наводит на нас камеру под каким-то неестественным углом, и мне приходится напрягать глаза и смотреть чуть ли не через веки. Чувствую себя нелепо, я не знаю, она широко улыбается или вообще не улыбается, я хочу посмотреть на нее и проверить, но не шевелюсь. Понятия не имею, что сейчас написано на моем лице, но думаю, если бы меня рисовали, скорее всего, изобразили бы растерянность.
