Наступило двадцать четвертое июня. День большого собрания Карменситы.
Сумки собраны, я съезжаю завтра. Женевьева помогла найти комнату в трехкомнатном таунхаусе. Буду делить дом с технарем и парикмахером. Спать с ними не собираюсь. Пятьсот в месяц. У меня не будет столько места и уединения, как сейчас, но по крайней мере я поселюсь именно там, где мне хочется, – рядом с мамой.
Я не видела Бекки и не говорила с ней с того дня, как она выселила меня. Я даже не говорила с Доннахой. Все держатся друг от друга на расстоянии, и напряжение, которое я чувствую, когда иду по секретному саду и мимо дома, говорит о том, что действительно пора уезжать. Я подала прошение в окружной совет Фингела, чтобы мне разрешили остаться в Малахайде, так что надеюсь, меня не переведут. Скорее всего, Бекки будет на собрании сегодня вечером, и надеюсь, когда она увидит, что министр Бразил разговаривает со мной, она поймет – я не лживая мерзавка, как ей кажется. А главное, я смогу признаться маме, кто я, и она будет гордиться мной. Я настроена оптимистично, как никогда. И верю в это всем сердцем.
Карменсита предложила сделать мне прическу в честь такого события. Мы обе делаем прически, маникюр и открываем шампанское, прежде чем вместе с ее сотрудницами пешком дойти до клуба Гэльской спортивной ассоциации Святого Сильвестра. Меня переполняет блаженство. Каждое мгновение, проведенное с ней, даже если она еще не знает, кто я, – настоящий праздник. Все в приподнятом настроении, предвкушают приятный вечер.
Журналисты местных и национальных изданий уже внутри, а снаружи ждут телерепортеры и фотографы – в связи с важными политическими событиями, которые разворачиваются в стране, надеясь получить у министра заявление по поводу текущего положения дел. Министр должна приехать в восемь тридцать и выступить с речью. Хотя она не занимается местным бизнесом, я пригласила с собой Женевьеву в качестве группы поддержки. Тристан тоже приехал, и Карменсита так и ластится к нему.
– Мужчин пускаете? – спрашивает он.
– Конечно! – говорит она. – Мои дети в восторге от вас, особенно моя дочь. Рустер, Рустер, Рустер, – смеется она.
– Да что вы говорите. – он поднимает на меня хитрые, смеющиеся глаза.
Я смотрю на него с угрозой во взгляде – лишь бы он меня не выдал. Не та дочь. Еще рано. Еще рано. Сначала нужно, чтобы эта ночь прошла успешно.
– А ты знала, что Рустер заплатил за вино для сегодняшнего вечера? – говорит Карменсита, замедляя шаг.
– Нет, я не знала. – Я смотрю на него с благодарностью: – Спасибо, Тристан.
– Просто хотел помочь, – говорит он, подвигаясь ближе ко мне, но я больше не смотрю на него, меня интересует только Карменсита.
Бекки, в своем строгом брючном костюме «Прада», наслаждается всеобщим вниманием, как самая известная бизнес-леди среди собравшихся. Я и не подозревала, сколько восторженных взглядов она собирает как основатель и генеральный директор «Компрешн», глобальной технологической компании. Обожающие фанаты обступили ее, как только она приехала, даже Тристан впечатлен ею. Все, кроме Женевьевы, которая сердито поглядывает на нее, попивая свое вино. Она готова в любой момент броситься на мою защиту. Бекки ни разу не взглянула на меня, но, поскольку она намеренно избегает меня и даже не смотрит в моем направлении, это лишь доказывает, что она всегда точно знает, где я нахожусь. В какой-то момент она будто случайно налетает на Карменситу, говорит ей что-то на ухо с суровым выражением лица, и затем они обе продвигаются через толпу в холл.
Я покидаю Тристана, который все еще болтает о чем-то, что я не слушаю, и добираюсь до холла раньше, чем они. Я захожу в гардеробную – так, чтобы меня не было видно.
– Вы организовали чудесный вечер, – говорит Бекки. – Мы все готовы поддержать вас.
– Спасибо, и я очень ценю вашу поддержку, но вы встревожили меня, что вы хотели обсудить? – говорит Карменсита.
– Я заметила, что министр еще не приехала, – говорит Бекки.
– Еще нет, но скоро будет, – говорит Карменсита. – В восемь тридцать.
– Это Аллегра устроила? – спрашивает Бекки.
– Аллегра. Да, Аллегра. Вы ее знаете?
