И сейчас же мучитель разразился диким хохотом, чуть по земле не покатился.
- Вот же дремучая, - наконец-то выдавил из себя. – Как дите малое. Неужто в бабая веришь?
- Верю, своими глазами видела лапищи мохнатые.
- Эх, надо будет лешему рассказать, вот уж повеселится. Это ж надо, бабай … - продолжал смеяться зверь.
- Да что ты понимаешь, ирод? Хотя, вы с ним одного поля ягоды, оба темным Богам служите.
- Полно-полно… ты меня не отвлекай… Иди сюда, буду учить тебя.
И Весна встала подле нового учителя. Тот вошел в воду по колено и замер, ждал, когда рыба осмелеет. Скоро и, правда, замелькали у ног желтобрюхие. Примерился тогда зверь, да как запустит копье, вошло оно в мягкий ил чуть ли не до половины.
- Ну что? – с интересом молвила дева, уж очень ей понравилось. – Поймал чего, али токмо хвастать умеешь?
- Сама гляди.
Достал он копье, а посередке того две рыбины трепыхаются, да немаленькие. С полторы длани каждая.
- Вот диво так диво, - заулыбалась краса.
- Теперь твоя очередь. Давай.
Тогда и Весна вошла в воду, тут же съежилась, покуда обувку-то сняла. Остановилась в шаге от нелюдя, также затаилась в ожидании, когда же свыклась рыба, то подняла дева копье да запустила, но мимо.
- Эх ты, горемыка, - как-то по-доброму молвил зверь. – Вот как надобно.
Он встал позади нее, вложил копье в еенную руку и, не отпуская, примерился вместе с Весной. Стояли оба в ожидании, а как рыба показалась, то приглядели одну. Через мгновение дернулся зверь и сейчас же копье в воду вошло. На этот раз поймалась хвостатая.
- Это тебе не стрелы пускать, - ответило чудище и отошло в сторону.
- Не думай, что из лука стрелять проще. Меня батенька с детства обучал.
Так и охотились они, то выходили из воды, чтобы согреться, то обратно возвращались. Наловили рыбы предостаточно, после сложили в мешок, да побрели довольные обратно.
Зверь костер развел, а Весна достала котел, подвесила над огнем, а покамест вода закипала, принялась чистить рыбу. И пока дела спорились, пела дева песню старинную, ту еще бабка ее матери напевала. Голос лился трелью соловьиной, слова за душу брали, что аж чудище село недалеко от пленницы и сидело до тех пор, пока та не замолчала. Заставила песня его о чем-то потаенном задуматься, глаза тогда печалью наполнились, Весна же заметила сие преображение:
- Чего кручинишься, злыдень?
- Лан, - ответил хранитель.
- Что? – обернулась краса.
- Звать меня так, Лан. Ты все кличешь зверем, чудищем да иродом, токмо у меня имя имеется.
- Вон оно как. Так ты знать не безродный.
Но зверь не ответил, встал да ушел в чащу, а Весна призадумалась. Почувствовала дева печаль евонную, что аж у самой сердце защемило. Есть у мучителя темная тайна, что клокочет внутри, изъедает, царапает, то-то он злой такой. Знамо дело, раненый зверь рычит громче любого, даже самого свирепого.
К обеду и уха подоспела. Цельный котел получился, запахи тогда разошлись по лесу благодатные, Но только не шло чудище, запропало, а Весна без него отобедать не решалась. Да и негоже как-то, все ж рыбу он ловил. Так и сидела у тлеющего костра, палочкой в золе ковырялась, под нос что-то напевала. Прошел час, другой. Похлебка остывать начала, тогда поднялась дева и побрела в березовую рощу, совсем аппетит пропал у невольницы.
Ходила она средь молодых березок, думы думала, а потом слышит, громыхает кто-то, точно крышкой по котлу, воротилась сразу на поляну и обомлела. Над котелком низенький бородатый дядька навис и черпаком ее уху помешивает:
- Кто таков? – возмутилась дева. – Никак на чужое позарился?
Тут старичок спохватился и как сиганет в лес, спрятался за деревом и затих. Весна аж засмеялась, а потом подошла к котелку, налила ухи в плошку и на пенек поставила:
- Не бойся, чудо лесное. Я стращать тебя не хотела, иди сюда, отобедай.
Постоял, постоял старец за деревом, а у самого в животе урчит, есть-то хочется и вышел. Осторожничал дедушка, но голод пересилил, посему взял плошку, ложку и сел на полено. Ел, торопился, токмо причмокивал, а когда уха закончилась, то отставил плошку, поднялся и девице поклонился.
- Добавочки, может? – заулыбалась краса.
