Затравленно посмотрев на эльфа, я увидела, что он не обеспокоен результатом. И я тоже мгновенно успокоилась, как бывает тиха природа в преддверии бури. Сейчас все решится раз и навсегда. Прочь намеки, недоговоренности, самобичевание — все станет прозрачным как кристальный плафон на потолке.
Ариэль улыбнулся уголком губ и отвернулся к окну. Иногда мне кажется, что мои мысли я не думаю, а кричу. По крайней мере для него они раскрытая книга, а учитывая где мы находимся сейчас — страшное оружие. Уж лучше мне не страдать молча а высказать все вслух и избавиться от тяжести на сердце.
— Ариэль, послушай. Я не юная девственница и не прекрасная леди, мне не место на страницах волшебной сказки. Я привыкла к постоянной гонке вперед и подножкам по дороге. Наверное все это в тягость тебе, сын леса, совершенно ненужный долг к несуразной женщине. Но я люблю тебя и не могу с этим ничего поделать. Уж как ни старалась избавиться от постыдного чувства.
— Подойди сюда, Света. Давай присядем, не пристало о таких делах говорить стоя и в спешке, — он подошел ко мне, взял ладонь своей горячей рукой с длинными пальцами и усадил напротив на белоснежные простыни. Долго рассматривал мою ладонь, проглаживая линию судьбы и любви, дивясь чему-то своему. — Все у тебя через край, обжигающе и нетерпимо. Ты дочь своего мира. Эльфы живут слишком долго, чтобы, как вы, поддаваться эмоциям. Расхлебывать столетиями последствия ошибок, сделанных на горячую голову, охладит любого. Но не меня. Думаю, я всю жизнь мечтал о тебе, и не мог поверить, что нашел. И все же, я предал тебя, Света. Я хотел жить, жить вечно. Слишком испугался смерти, ждущей впереди реши я остаться. Этот страх был сильнее любви к тебе. Я готовился уйти, поэтому не мог податься прихоти и обещать того, что дать не мог. Но мне больше не жить без тебя, Света.
Я отшатнулась, широко распахнув глаза.
— Не знаю, сожжешь ли меня или прорастем друг в друга, как полагается в моем краю. Но без тебя не уйду и больше не боюсь смерти. Решай сама куда поведет дверь, в твой мир или мой. Мне не важно, главное, чтобы ты была рядом.
Белые простыни зашуршали. Я, наконец, познала шелк его волос и мягкость губ. Кровать в первый раз с момента существования исполнила свое предназначение. Утонув в накрывшей с головой неге и пылающем огне, краем уха я услышала, как входная дверь щелкнув замком, открылась в иной мир.
«Взрыхли, посади и полей»
Тихоня любил цветы.
Такие благоуханные и первозданно-чистые. Такие разные — по размеру, окрасу и форме. Им требовалась забота, внимание, а Тихоне нравилось, когда в нем нуждались. Образцовое сочетание, союз, заключенный в вечности.
Порой он оставлял побеги вне своих оранжерей. Накрывал уродства мира заплатами красоты; творил, как велела его изъеденная душа. Все же город казался слишком серым. Злым каменным чудищем со стальной щетиной.
За углом взвыли полицейские сирены, в доме напротив зашлись визгливой бранью. Хлопнуло окно, и проулок уступил тишине.
Тихоня втянул свежесть ночи. По-лягушачьи расставил колени, прислушался к свисту ветра — серебристой песне на шершавых кирпичах. К скрежету корней, что неторопливо вгрызались в землю. К пульсации звезд.
Почесал грубые, вросшие стежки на своем рту.
Погладил мертвую руку лежащей на земле женщины и принялся за дело.
Она тоже станет красивой. Очень красивой, уж он расстарается.
Волк вынырнул из ванной, плеснув на пол. Сжал скользкие борта пальцами, ошалело фыркнул, разметав волосы по лицу.
— Вот дерьмо, — выдохнул он и выбил нос в мыльную пену у груди. Стоило закруглять купальные раздумья, во время которых он частенько засыпал. На этот раз едва не утонул — на дне собственной ванны. Была бы самая глупая смерть месяца, сразу после неисправного фена и упавшего мешка с цементом.
На боку раковины заверещал телефон, отчего Волк чуть снова не ушел под воду.
— Волк, — сипло рыкнул он в трубку, придерживая ее двумя пальцами. Уставился на трещину на потолке. Длинную, с рыжими потеками, словно с верхнего этажа через перекрытия сочилась разбавленная кровь.
