Веселый третий - страница 47

Кругом был такой визг, хохот и плеск, пруд прямо кипел. На Витю нашла какая-то радость, такая радость, что он кричал громче всех, и плескался, и вертелся, и совсем забыл, что он новенький. Потом у него снова появились мурашки, но не такие колючие, как сначала, и стали стучать зубы, значит, пора вылезать на берег, но вылезать всё равно не хотелось, и он нарочно шагнул дальше от берега. Вдруг под ногами не оказалось дна, Витя на минутку поднялся вверх, но тут же опустился вниз и хлебнул воды. «Тону!» – понял Витя и хотел крикнуть, но вдруг сразу вспомнил, что он никого не знает. Он новенький. «Пропал», – мелькнуло в голове, тут Витя ещё раз хлебнул воды и что-то всё-таки крикнул, но только это ни к кому не относилось.

В это время он почувствовал, что его крепко берут под мышки и поднимают вверх.

– Ты что же, немой? – спросил мужчина на берегу. – Кто же так тонет? Кричать надо.

Мужчина снял с себя брюки и стал их отжимать.

Бабушка, когда узнала, запричитала, заголосила:

– Ба-атюшки, беда-то какая! Ах ты, господи! – и всё гладила Витю по головке и целовала в макушечку. – Да что же ты не кричал-то, Витенька? Испугался?

Витя молчал. Он тогда, конечно, испугался, но крикнуть мог. Да постеснялся. Вот в чём беда.

«Нет уж, – решил в этот день Витя, – я теперь больше не буду такой. Хватит. Я теперь всё буду делать сам: и в тачке кататься, и про собак спрашивать, и цыплят глядеть. А уж кричать буду громче всех. Вот я буду какой. А то и правда пропадёшь».

Ребята в деревне оказались хорошие, бойкие. Витя с ними сдружился и забыл про свою застенчивость. А может быть, она пропала? После того случая на пруду. Очень может быть.

Осенью Витя вернулся домой и вышел в садик погулять. Он сел на дальнюю скамейку и увидел, как идёт слепой человек. Идёт, чуть приподняв подбородок, и постукивает палочкой по земле. Вот он подошёл к краю канавы, которую сегодня вырыли. Витя испугался, потому что этот человек, наверное, не знал, что вырыли канаву. Надо крикнуть ему и подбежать. Но Витя не крикнул, только крепче схватился за край скамейки. Человек ощупал палочкой доску, положенную через канаву, и пошёл. И опять Витя хотел крикнуть: «Дяденька, стойте!» – и помочь. И опять не крикнул. «Ничего, – думал Витя, хотя ему было страшно, – ничего. Он и сам перейдёт». А человек покачнулся и упал.

Витя зажмурился. Когда он открыл глаза, слепой уже стоял на другой стороне канавы, и какая-то женщина отряхивала ему пальто. А потом подала палку.

Витя тихонько слез со скамейки и пошёл домой.

– Ах ты, батюшки, – сказала бабушка, как только открыла дверь. – Сейчас, Витенька, мужчина слепой шёл, да и упал в канаву. Я только подошла к окну, а он…

– Там мелко, – сказал Витя. – Он не ушибся.

– Пусть не ушибся, а человеку горько. Обидно ему. И никого, как на грех, не было, и рабочие обедать ушли. А ведь он может подумать, что люди видели, да не хотели помочь. Горько ему, обидно. – Бабушка вздохнула: – Ну ладно. Ешь-ка пирожки горяченькие.

А пирожков не хотелось.

После этого случая Витя приуныл. Значит, такой же он и остался. Робкий, несмелый, застенчивый. Значит, так и будет он позади всех. Сам себе помочь не может, другим помочь не может. А ведь всё очень просто: надо было только крикнуть: «Дяденька, стойте!» Это когда он подошёл к канаве. Он бы остановился, а Витя в это время успел бы спрыгнуть со скамейки и подбежать к нему.

– Вы не знаете, что тут канава вырыта? – спросил бы Витя.

– Канава? – удивился бы гражданин. – Нет, не знаю. Когда же её вырыли, я утром шёл из дома, её не было?

– Ну да, – сказал бы Витя. – Её потом вырыли, очень быстро. Теперь тут доску положили.

– Ай-ай-ай, – сказал бы гражданин. – Мне это не очень удобно – доска.

– Что вы! – успокоил бы Витя. – Доска широкая. Мы вместе перейдём.

И Витя взял бы гражданина за палочку, а может быть, и за руку, и повел бы. Доска бы, наверно, немного качалась, но Витя держал бы гражданина крепко, и они благополучно бы перешли.

– Ну спасибо тебе, – сказал бы гражданин. – Хороший ты человек. Как тебя звать-то?

Вот что могло бы выйти, стоило только Вите крикнуть: «Дяденька, подождите!» А вышло вон что.