Воплощением безмерности народных страданий становится книге забитый насмерть казачок Тарас, обездоленная семья Плахотниченко, за которую так мужественно заступился герой романа Вероятно, такое заступничество вытекало на характера Котляревского. Его хлопоты мог поддержать и близкий декабристам Михаил Новиков, в «либеральный» губернатор Н. Репнин, иногда бравший под защиту крестьян, над которыми издевались помещики. Известно, что они с недовольством восприняли его речь на открытии дворянских собраний в Полтаве и Чернигове, где он звал господ «обеспечить благосостояние крестьян».
Б. Левин рисует жестокие нравы эпохи через восприятие героя, который «будничное» зверство своих современников воспринимает как человек иной, более гуманной эпохи. Не только разумом, но чувством он не мирится с надругательством над крепостными. «Варварство! Дикость!» — бросает он в лицо жестокому барину, высказывая уверенность, что найдется и на него управа.
Хороши сцены, передающие нравственное превосходство поэта над «просвещенным» ценителем его поэзия и жестоким крепостником Кочубеем. Но все же думается, что Б. Левин разделяет заблуждение многих авторов историко-биографических произведений, закрывая глаза на классовую ограниченность Котляревского-дворянина. Следствием модернизированного подхода к истории стало не во всем художественно убедительное изображение отрицательных персонажей, «минус-людей», по терминологии А. Довженко, — чиновника Новожилова, помещиков Томары, Калистратовича, Семикопа.
Документальный материал в книге Б. Левина надежно сплавился с художественным вымыслом. Почти не видно той большой работы, которая проделана в поисках фактической первоосновы «Веселого мудреца». Документ в его «чистом виде», почти не привлекается автором. Небольшие отрывки из «Журнала военных действий 2-го корпуса», который вел Котляревский, письмо Ф. Глинке от 28 октября 1821 года с благодарностью за избрание в «Общество любителей российской словесности» — вот немногочисленные документальные вкрапления в художественном тексте. В книге использованы многие из тех 300 легенд, которые записаны о Котляревском в Полтаве и на Черниговщине, где он учительствовал. Между строк, заново, глазом художника прочитаны письма автора «Энеиды» и воспоминания о нем, материалы о декабристах на Украине, рукописи поэта и художественно «реконструировав»» его библиотека, а которой были списки сатир Кантемира и «пагубной» книги Радищева — «Путешествие из Петербурга а Москву».
Для Б. Левина интересен Котляревский-поэт в процессе художественного творчества. Автор «Веселого мудреца» старается воссоздать обстоятельства, при которых мог бы родиться у его героя стих, образ, эпизод поэмы. Главный импульс к зарождению и воплощению художественного замысла для Котляревского — живые впечатления действительности. Увидел танец старого казака — сложились строчки, стал свидетелем обильной трапезы пана Томары в «непроизвольно, но весьма точно запоминал все, что видел: и каждое блюдо, стоявшее перед паном, я вина, я закуски...». В результате такой переработка жизненного материала «многие знали: за каждым героем «Энеиды» стоят живой человек». Не обедняет ля автор при таком подходе процесс творчества, сделав акцент лишь на «живом созерцании»?
Но есть в книге в тонкие наблюдения над «таинством рождения новых стихов», схвачен процесс работы Котляревского над рукописью поэмы.
Ярким полноправным образом выступает в книге «Энеида». Хронологические рамки повествования продиктованы началом и завершением работы Котляревского над ней. У поэмы своя необыкновенная судьба, она источник радостей и мук для своего создателя. «Энеида» в книге обретает права своего, уже не зависящего от воли ее создателя бытия. В лирическом отступлении-раздумье В. Левин говорит о судьбе поэмы: «Она ходят между людьми, путешествует по бесконечным дорогам империи, ночует в избах для проезжающих, помогает коротать бессонные ночи в кельях монахам в послушникам, веселят сердца невольников, которые непонятно каким образом узнают о ней и, несмотря на неграмотность свою, передают поэму из уст в уста».
