Вскоре они миновали бесшумно открывшуюся дверь, и вот тут наконец Селдон ощутил некое подобие знакомого запаха. Он бросил взгляд на Капельку, но та и бровью не повела. Запах был почти неуловимым, и Селдон скоро привык к нему.
Характер освещения резко изменился, свет стал тусклым, ярко освещено было только оборудование. Время от времени мелькали фигуры Братьев и Сестер. Головы их были украшены фосфоресцирующими повязками; на некотором расстоянии виднелись крохотные, хаотично мечущиеся искорки света.
Селдон украдкой глянул на Капельку в профиль. Раньше, когда он смотрел на её лицо, он не мог угадать, что за характер кроется за бледностью, пустыми глазами. Казалось, в этом лице не осталось никакой индивидуальности. А вот в профиль кое-что открывалось. Черты лица у Капельки были правильные — прямой нос, маленький подбородок, пухлые губы. В сумраке даже лысина казалась не столь уж отталкивающей.
«Да ведь она могла бы быть просто красавицей, отрасти она волосы и сделай прическу! — удивлённо подумал Селдон. — Но волосы у неё никогда не отрастут, — была следующая его мысль. — Она так и будет всю жизнь ходить лысая!»
Но почему? За что? Протуберанец сказал, что микогенец всю жизнь должен помнить, что он — микогенец. Почему же именно таким жестоким образом они отличали себя от других?
Селдон привык рассматривать противоположные точки зрения, а потому решил: привычка — вторая натура. Стоит привыкнуть к тому, что все вокруг лысые, такие же, как ты сам, и пышная растительность на голове будет вызывать отвращение. В конце концов, он ведь и сам брился каждое утро и терпеть не мог, когда у него отрастала щетина, однако даже со щетиной его лицо не казалось ему таким уж отвратительным. Он мог в любое время, если бы захотел, отрастить бороду.
Он знал: на некоторых планетах все мужчины поголовно носят бороды. Кое-где их даже не подстригают, не подравнивают. Что бы сказали про него обитатели таких планет, взгляни они на его гладко выбритые щеки и подбородок?
А они всё шли и шли вперёд, и время от времени Капелька Сорок Третья легонько касалась его локтя, когда нужно было повернуть в ту или иную сторону. Судя по всему, она уже немного осмелела, по крайней мере, руку не отдергивала, как от огня, а порой держала его за локоть целую минуту.
Наконец она сказала:
— Сюда! Иди сюда!
— Что такое? — спросил Селдон.
Они остановились перед небольшой тележкой, доверху наполненной маленькими шариками — сантиметра два в диаметре. Рядом с тележкой, по-видимому, только что водруженной на подобающее место, стоял Брат и вопросительно смотрел на них.
Капелька Сорок Третья вполголоса подсказала Селдону:
— Попроси немного.
«Ага, — понял Селдон. — Она не имеет права заговорить с Братом, пока он сам к ней не обратится», — и неуверенно обратился к Брату:
— Можно попробовать, Б-брат?
— Бери хоть пригоршню, Брат, — добродушно предложил работник.
Селдон осторожно взял один шарик и хотел было угостить Капельку Сорок Третью, но, обернувшись, с удивлением заметил, что предложение угощаться она приняла на свой счёт и зачерпнула с подноса две пригоршни шариков.
Шарик оказался гладким, приятным на ощупь. Когда они отошли подальше от Брата, Селдон шёпотом поинтересовался:
— Это можно есть? — и недоверчиво принюхался к шарику.
— Они не пахнут.
— А что это такое?
— Лакомство. Драже. Для экспорта к ним делаются различные добавки, но в Микогене мы едим их просто так, без всяких добавок.
Отправив одно драже в рот, она призналась:
— Я их ужасно люблю.
Селдон последовал её примеру. Драже быстро растаяло во рту, он и охнуть не успел. Рот наполнился капелькой жидкости, которая мгновенно стекла по пищеводу.
Какой-то миг Селдон не мог пошевелиться — настолько он был поражён. Драже оказалось чуть сладковатым. После него во рту остался непонятный пряный привкус.
— Можно я ещё попробую? — спросил он.
— Бери сразу полдюжины, — посоветовала Капелька Сорок Третья и протянула Селдону пригоршню драже. — Вкус всегда разный, а калорий совсем нет. Попробуй.
Она была права. Селдон пробовал так и сяк: брал драже в рот и давал рассосаться, лизал потихоньку, пытался откусить кусочек. Но как бы легко он ни прикасался к драже, стоило чуть-чуть лизнуть, и оно моментально исчезало. И действительно, у каждого шарика вкус был чуть-чуть да иной.