Селдон сказал:
— Сестра, я родом из мира, который раскинулся под открытым небом, как и другие миры, кроме Трентора. Там иногда идёт дождь, а иногда сухо, реки порой текут спокойно и лениво, а иногда выходят из берегов, там то жарко, то холодно. А это значит, что урожаи там бывают то плохие, то хорошие.
А здесь всё так стабильно, продуманно. И урожаю ничего другого не остаётся, как только быть всегда хорошим. Как счастлив Микоген!
Селдон замолчал и стал ждать ответа. Ответов могло быть несколько, и дальнейшие действия зависели от того, как именно ответит Капелька.
Она и впрямь достаточно осмелела и теперь почти не стеснялась того, что рядом мужчина. Вот что она ответила:
— Стабильности добиться не так уж легко. Состояние среды контролировать приходится постоянно. Порой нападает какая-нибудь вирусная инфекция, а бывают ещё неожиданные и нежелательные мутации. Иногда приходится браковать огромные партии продуктов.
— Правда? И что же потом?
— Другого выхода, как только уничтожать забракованные партии, нет. Даже тогда, когда есть хоть малейшее подозрение, что партия недоброкачественная. Тележки, ванны — всё подвергается самой тщательной стерилизации, а порой и всё оборудование уничтожают.
— Стало быть, на манер хирургии, — кивнул Селдон. — Отсекаете поражённую болезнью ткань.
— Да.
— А что же вы предпринимаете, чтобы предотвратить подобные неполадки?
— Что можно поделать? Проводим непрерывные анализы на мутацию и вирусы, следим за чистотой и составом питательных сред. Изменения мы наблюдаем крайне редко, однако стоит нам заметить что-нибудь, мы предпринимаем немедленные и радикальные шаги. В итоге неурожайных лет у нас почти не бывает, да если и бывают, то страдает всегда лишь небольшая часть урожая. Помню, самый неудачный год у нас был, когда мы потеряли двенадцать процентов урожая. Беда в том, что самые старательные прогнозы, самые продуманные компьютерные программы не всегда способны предсказать то, что на самом деле непредсказуемо.
Селдон от неожиданности вздрогнул. Капелька говорила так, словно рассуждала о психоистории, а на самом деле речь шла всего-навсего о продукции микрофермы в небольшом тренторианском секторе. А ведь он сам всё время мыслил грандиозными масштабами — никак не меньше Галактической Империи.
Неизвестно почему немного обидевшись, словно речь и впрямь шла о его работе, Селдон проговорил:
— Наверняка не всё непредсказуемо. Есть силы, которые правят всеми нами и обо всех нас заботятся.
Капелька резко остановилась, обернулась и удивлённо, не мигая, взглянула ему в глаза.
— Что? — спросила она.
Селдон принялся неловко объяснять:
— Понимаешь… вот мы говорим о вирусах, мутациях… Это ведь все явления природные и подчиняются, следовательно, законам природы. Ничего сверхъестественного тут нет, верно? Всё, что не повинуется законам природы, тут не учитывается. А ведь именно оно может управлять самими законами.
Капелька не отрываясь смотрела на Селдона — так, словно он вдруг заговорил на чужом языке, каком-нибудь древнем, забытом диалекте.
— Что? — ещё раз спросила она.
Селдон, запинаясь, продолжил свою мысль, путаясь в незнакомых, непривычных словах:
— Нужно обращаться к чему-то великому, какому-то высшему духу, какому-то — просто и не знаю, как назвать.
Она вполголоса проговорила:
— Я так и думала. Только не сразу поверила, что ты об этом говоришь. Ты судишь нас за то, что у нас есть религия. Почему же ты не сказал прямо? Почему избегал этого слова?
Она ждала ответа, а Селдон, несколько обескураженный тем, что его слова так задели её, пробормотал:
