— Ну и?..
— Допустим, — упрямо тряхнула головой Дорс, — это означает, что убить Гэри хотят с помощью одного или нескольких физиков — сотрудников Проекта. Ванда слова «физики» не знает, так почему бы ей вместо этого не услышать слово «финики», если учесть, что она их просто обожает?
— Ты хочешь сказать мне, что в личном кабинете отца находились люди… Кстати, сколько их там было?
— Ванда, вспоминая свой сон, говорит, что их было двое. У меня такое чувство, что одним из двоих был не кто иной, как полковник Хендер Линн, большая шишка в хунте, что ему был продемонстрирован в действии Главный Радиант и он с кем-то вел разговор об уничтожении Гэри.
— Мама, ты меня прости, но это звучит всё более и более дико. Полковник Линн и кто-то ещё разговаривали о том, чтобы убить отца, в его собственном кабинете, и при этом не заметили, что в кресле — маленькая девочка, которая могла услышать их разговор? Так у тебя получается?
— Вроде того.
— В таком случае раз речь шла о физиках, следовательно, второй человек — скорее всего математик.
— Да, мне так кажется.
— А мне кажется, что это совершенно невероятно. Даже если бы это было так. о каком математике может идти речь? Их пятьдесят человек в Проекте.
— Я не со всеми беседовала. Но с некоторыми поговорила, и кое с кем из физиков, кстати, тоже, но пока ни до чего не докопалась. Но ты же понимаешь, я не могу задавать слишком конкретные вопросы.
— Короче говоря, никто из тех, с кем ты говорила, не вызвал у тебя ощущения существования заговора?
— Нет.
— Неудивительно. Этого не произошло, потому что…
— Я знаю, что ты скажешь, Рейч. Неужели ты думаешь, что люди возьмут и в приятной беседе раскроют все карты? Я же не пытаюсь силой вытягивать показания из кого бы то ни было. Ты представляешь, что скажет отец, если я обижу кого-нибудь из его драгоценных математиков? — И вдруг совершенно другим голосом Дорс спросила: — Рейч, ты в последнее время говорил с Юго Амарилем?
— В последнее время — нет. Ты же знаешь, он не большой любитель разговоры разговаривать. Если у него отнять психоисторию, только кожа и останется.
Дорс печально усмехнулась, представив себе созданный Рейчем образ Юго.
— А я говорила с ним на днях. Знаешь, он показался мне каким-то отрешенным. Даже не то чтобы усталым. Нет, такое впечатление, что он ничего вокруг себя не замечает.
— Да. Это Юго во всей красе.
— А тебе не кажется, что в последнее время это состояние у него прогрессирует?
Немного подумав, Рейч ответил:
— Очень может быть. Он тоже стареет, как все мы, кроме тебя, ма, конечно.
— А тебе не кажется, что он стал вести себя несколько необычно — стал неуравновешенным, что ли?
— Кто? Юго? С чего бы это ему становиться неуравновешенным? Дай ему только спокойно заниматься психоисторией, и он будет с ней возиться до конца своих дней.
— А мне так не кажется. Есть нечто, что его очень интересует, очень сильно. Вопрос о преемственности.
— Какой преемственности?
— Я намекнула, что в один прекрасный день у отца может возникнуть желание уйти в отставку, и оказалось, что у Юго нет никаких сомнений, что его преемником станет он.
— Ничего удивительного. Думаю, все согласны с тем, что Юго — законный наследник на этом посту. И отец наверняка думает так же.
— Всё так, но у Юго явно пунктик на этот счёт. Представляешь, он решил, что я явилась для того, чтобы намекнуть, будто Гэри хочет назначить после себя на пост руководителя не Юго, а кого-то другого. Ты можешь себе представить, чтобы кто-то такое подумал о Гэри?
— Да, это удивительно… — пробормотал Рейч и пристально посмотрел на мать. — Мама, ты собираешься сказать, что ниточка заговора, о котором ты говоришь, тянется к Юго? Что он хочет избавиться от папы и занять его место?
— Разве это абсолютно невозможно?
— Да, мама, невозможно. Если с Юго что-то не так, то это всего-навсего переутомление, и ничего больше. Глядеть на эти бесконечные уравнения с утра до ночи — да кто хочешь сойдёт с ума!
— Ты прав, — резко поднявшись со стула, кивнула Дорс.
Рейч вздрогнул.
— Ты о чём?
— О том, что ты только что сказал. Ты подсказал мне совершенно новую мысль. Потрясающе важную.
