Селдон чувствовал, что прав. Воодушевлению его не было предела. Психоистория — его собственная туманная теория, которую он ещё совсем недавно считал несбыточной мечтой, — вдруг стала так близка, достижима. Сам не понимая, как это произошло, он наконец поверил в неё. Словно кусочки разбросанной головоломки начали сходиться, и, хотя до того, чтобы собрать её целиком, было ещё немыслимо далеко, он был уверен, что Святилище — один из кусочков этой головоломки, может быть, самый важный.
— Тогда я пойду с тобой, чтобы вытащить тебя оттуда, балбес ты этакий, когда будет нужно.
— Женщинам туда входить нельзя.
— А что делает меня женщиной? Только серый кертл. Под ним даже грудь не видна. В шапочке моей прически не видно. Самое обычное лицо. Мужчины тут не бреются, и щетины у них на щеках не видно. Значит, всего-то и нужно, что белый кертл и красная сумочка. Любая из Сестер могла бы сделать то же самое, не связывай её табу. А я на табу плевать хотела.
— Есть ещё я. На меня ты не наплюешь. Я не позволю тебе. Это слишком опасно.
— Для меня это не более опасно, чем для тебя.
— Но я просто обязан рискнуть.
— Значит, и я обязана. Почему это дело для тебя важнее, чем для меня?
— Потому что… — выпалил Селдон, но осекся и задумался.
— Запомни хорошенько, — ледяным голосом проговорила Дорс, — без меня ты туда не пойдешь. Попытаешься, я тебя так стукну… а потом свяжу. Если не хочешь, чтобы так вышло, лучше даже не думай отправиться туда в одиночку.
Селдон растерялся и пробормотал что-то нечленораздельное. Он решил не спорить с Дорс, по крайней мере — пока.
На небе не было ни облачка, но цвет его был какой-то странный — бледно-бледно-голубой, словно оно было подёрнуто дымкой. «Хороший будет день», — подумал Селдон, и вдруг ему нестерпимо захотелось увидеть солнце. А солнце на Тренторе можно было увидеть только с поверхности, да и то лишь тогда, когда рассеивались облака.
А коренные тренторианцы — скучали ли они по солнцу? Задумывались ли о нём, вспоминали ли его? Посещая другие планеты, где светило настоящее солнце, смотрели ли они на его слепящий диск в страхе и восхищении?
«Почему так происходит, — думал Селдон, — что так много людей живёт всю жизнь, не задаваясь вопросами? Разве есть в жизни что-либо более прекрасное, чем поиск ответов на вопросы?»
Селдон спустился с небес на землю. Он шагал по улице, застроенной невысокими домами, в большинстве из которых располагались магазины. В обе стороны скользили автомобили. Все они были такие старомодные, что уличное движение напоминало парад древней автомобильной техники. Селдон задумался. «Старомодный» — всегда ли это слово имеет насмешливый оттенок?.. Ведь «старомодный» — это, как правило, «медленный, неторопливый». А зачем спешить, если на то пошло?
На улице Селдону время от времени попадались дети. «Да, — думал Селдон, — долголетием тут и не пахнет, иначе Микоген попросту со временем впал бы в детство». И мальчики, и девочки расхаживали в кертлах. Кертлы у них были покороче, чем у взрослых, — едва заходили за колено. Наверное, чтобы детям было легче бегать и прыгать.
И еще: у детей были волосы, правда, у всех без исключения подстриженные довольно коротко, однако кертлы у детей постарше были снабжены капюшонами, покрывавшими головы. Не то, подрастая, дети сами стеснялись ходить с непокрытыми головами, не то их заставляли носить капюшоны до того дня, когда им предстояло пройти обряд депиляции.
У Селдона мелькнула мысль, и он спросил у Дорс:
— Дорс, а когда вы ходили по магазинам, кто расплачивался за покупки — ты или Сестры?
— Конечно, я. Капельки и не вытаскивали своих кредитных карточек. Да и с какой стати? Все покупки делались для нас, а не для них.
— Но ведь у тебя тренторианская карточка — то есть варварская.
— Да, Гэри, однако никаких проблем не возникло. Пойми, они тут могут делать что угодно — хранить свою культуру, традиции, обычаи, носить балахоны и разгуливать лысыми, но деньгами обязаны пользоваться универсальными. Если они от этого откажутся, это вызовет спад коммерции. Конечно же, ни одному разумному человеку такое в голову не придёт. Деньги правят миром, Гэри, — сказала Дорс, помахав в воздухе воображаемой кредитной карточкой.