— Я возмущен! Я протестую!
— Прошу вас, успокойтесь. Это было необходимо. Никаких личных мотивов здесь нет. Вы должны понять, что планы доктора Селдона, опирающиеся на фундаментальные математические исследования, учитывают разнообразные случайности с высокой степенью достоверности. Сейчас — именно такая случайность. Я послан к вам с единственной целью — убедить вас, что бояться вам нечего. Всё окончится благополучно, в том числе и с проектом.
— Ну и как это выглядит в вашем любимом процентном отношении? — с горьким сарказмом поинтересовался Гааль.
— Что касается проекта — 99,5 %.
— А что касается меня?
— Мне сказано, что ваши шансы на благоприятный исход дела составляют 77,2 %.
— Так. Значит — один против пяти в том смысле, что меня казнят или посадят в тюрьму?
— Вероятность казни — не более 1 %.
— Что вы говорите?.. Только не надо меня утешать. Я отлично понимаю, что все расчёты вероятности в отношении отдельного человека всегда приблизительны! А… вы не могли бы передать доктору Селдону, чтобы он навестил меня?
— Увы, — грустно развел руками Аваким, — это невозможно. Доктор Селдон сам под арестом.
Гааль не успел закрыть рот, как дверь распахнулась, вошёл охранник, подошёл к столу, взял магнитофон, повертел его в руках и сунул в карман.
Аваким вяло запротестовал:
— Но… он мне ещё потребуется!
— Вам будет передан другой, точно такой же, уважаемый адвокат. Только без защитного поля, — холодно заметил охранник.
— В таком случае — моя беседа с подследственным закончена.
Гааль проводил Авакима полным отчаяния взглядом. Дверь закрылась. Он остался один.
Процесс (по крайней мере, Гааль думал, что идёт процесс, хотя происходившее мало походило на то, как он представлял себе судебное разбирательство) шел всего третий день, но Гааль уже с трудом мог вспомнить в подробностях его начало.
Лично его не слишком беспокоили вопросами. Вся тяжелая артиллерия была направлена на Селдона, который, однако, сохранял олимпийское спокойствие. Прессу и простых смертных в зал не пустили, и, видимо, кроме присутствовавших, мало кто и догадывался, что в эти дни судят Гэри Селдона. Обстановка была крайне недружелюбная.
Пятеро представителей Комитета Общественного Спасения восседали на возвышении за длинным столом. На них были алые с золотом мантии и плотно облегавшие головы блестящие шапочки — символы правосудия. В центре сидел Председатель Комитета Линь Чен. Гааль до сегодняшнего дня ни разу не видел столь знатного аристократа и восхищенно разглядывал его. За все дни процесса Чен не вымолвил ни слова. Видимо, его речь была впереди.
Судья просмотрел бумаги и продолжил допрос. Вопросы по-прежнему задавались только Селдону.
Вопрос: Итак, доктор Селдон. Сколько человек занято в вашем проекте?
Ответ: Пятьдесят математиков.
В.: Включая доктора Гааля Дорника?
О.: Доктор Дорник — пятьдесят первый.
В.: Следовательно — пятьдесят один человек? Подумайте хорошенько, доктор Селдон. Может быть, насчитаете пятьдесят два или пятьдесят три, а может — и больше?
О.: Доктор Дорник ещё не приступал к работе. Вместе с ним число сотрудников составляет пятьдесят один. А пока, как я уже сказал, — пятьдесят.
В.: И никак не сто тысяч?
О.: Математиков? Нет.
В.: Я не спрашивал, сколько у вас математиков. Всего сотрудников у вас сто тысяч?
О.: Если считать всех, то вы близки к истине.
В.: Близок? Цифра точная! Я утверждаю, что в разработке вашего проекта занято девяносто девять тысяч пятьсот семьдесят два человека.
О.: По-видимому, вы учли даже жен и детей.
В.(раздражённо): Я утверждаю, что сотрудников девяносто девять тысяч пятьсот семьдесят два. Отрицать бесполезно.
О.: Я согласен с приведенной вами цифрой.
В.(заглянув в бумагу): В таком случае оставим на время этот вопрос и перейдём к другому. Не будете ли вы, доктор Селдон, так добры и не повторите ли ещё раз ваши соображения относительно будущего Трентора?
О.: Я уже отвечал, но могу повторить ещё раз: через пять веков Трентор будет лежать в руинах.
В.: Вы не находите, что ваше высказывание противозаконно?
О.: Нет, сэр. Научная истина не имеет ничего общего с такими понятиями, как законность и противозаконность.