– А как насчет ангелов?
– Ангелов?
– Вы их сейчас видите?
Монкур покосился на Фабьена, словно тот мог ему что-то объяснить.
– Я… нет.
– Я слышал, многие перед смертью видят ангелов, – сказал Людовик, кивком указывая на ремень Монкура.
Монкур открыл рот, не издав ни звука.
– Караульные, выйдите! – потребовал король.
Гвардейцы бесшумно вышли, закрыв дверь снаружи. В зале остались король, Монкур и Маршаль. Людовик подошел к своей жертве еще ближе. Голова короля была запрокинута, как у гадюки, готовой к броску.
– Шарлотта де Партене видела ангелов. Потом были и другие, кто, наверное, тоже их видел. Люди, убитые на моей дороге. Люди, принадлежавшие к моему двору. Враги пытались покушаться на мою жизнь. А теперь вот ее высочество, моя любимая Генриетта, лежит при смерти.
– Ваше величество, я не понимаю смысла ваших слов.
– Вы еще и отъявленный лжец, – усмехнулся Людовик.
– Нет, ваше величество. Это какое-то недоразумение. Я – настоящий друг моего короля.
– А не вы ли совсем недавно говорили: «Враги короля должны убедить его величество в том, что они являются его верными друзьями»? – напомнил Монкуру Маршаль.
Людовик направился к очагу. Монкур повернулся к главе королевской полиции.
– Господин Маршаль… вы просто глупец, – сказал он, показывая на Фабьена пальцем. – Вы вздумали меня обвинять? Да вы…
– Я знаю, кем является Маршаль. А вот вы – убийца! – крикнул король.
Схватив кочергу, Людовик ударил Монкура по голове. Монкур со стоном рухнул на пол. Кровь из разбитого лба залила ему лицо.
– Нападайте на меня! – крикнул ему король.
Монкур закашлялся. Его голос стал хриплым.
– Ваше величество, ваш удар направлен не на того.
– Нет, на того! Я имел глупость пустить волка в хлев!
Монкур, кряхтя, поднялся на колени:
– Я спас ее высочество от верной смерти!
У Людовика бешено стучало сердце. Все внутри него пылало от ярости.
– Генриетта стала пешкой в твоей игре. Тебе нужно было вернуться ко двору! – закричал он, позабыв про этикет.
Монкур встал, тяжело дыша. Он кашлял, выплевывая кровь. Его рука скользнула в карман.
– Я не собирался причинять ей вред.
– Вранье!
Людовик снова взмахнул кочергой. Теперь удар пришелся по руке Монкура. Кинжал отлетел в угол. Монкур прижал покалеченную руку к груди, прорычал что-то невразумительное и здоровой рукой схватился за стул. Стул полетел в короля. Людовика сбило с ног. Падая, он ударился головой и прокусил себе губу. Монкур метнулся к двери. Фабьен подхватил с пола кинжал Монкура и бросился наперерез, лягнув изворотливого придворного и глубоко вонзив кинжал ему в плечо. Монкур ухитрился вывернуть Фабьену запястье и завладеть кинжалом. Теперь лезвие было направлено на Фабьена.
Взревев, Фабьен выхватил свой кинжал. Поединок продолжался. Фабьен и Монкур ходили кругами. Отсветы пламени плясали на лезвиях их кинжалов, глаза обоих сверкали ненавистью. Монкур сделал выпад, но Фабьен сумел его отразить. Монкур со звериным рычанием отскочил вбок, потом предпринял новый выпад.
Людовик уцепился за ножку стола. Слюна, которую он выплевывал, была вперемешку с кровью. Голова кружилась и болела, но мысли короля были ясными, а остротой превосходили любой кинжал. Собрав все имеющиеся у него силы, король поднялся. Пока не на ноги, только на колени.
Отчаянный поединок Монкура с Маршалем продолжался. Выпады следовали за выпадами, каждое обманное движение вызывало ответное. Оба хорошо умели сражаться, в обоих бурлила злость и жажда крови. Монкур всеми силами стремился переместиться поближе к королю. Противники опрокидывали и крушили столы, сбрасывали подносы, давили ногами осколки разбитых бокалов.
– Стража! – крикнул Фабьен.
– Нет! – возразил с пола Людовик. – Сюда не войдет никто!
Главу полиции волновало состояние короля. Он всего на мгновение повернул голову к Людовику. Этого Монкуру было достаточно, чтобы ударить главу королевской полиции в живот. Маршаль пошатнулся, но успел схватиться за спинку стула и устоять на ногах. Рубашка сделалась мокрой от крови. Фабьен стоял, раскачиваясь в разные стороны.
– Прекрасный замысел, Монкур, – сказал Людовик.
Повернувшись, Монкур увидел, что король снова на ногах. Пальцы Людовика, сжимавшие кочергу, побелели от напряжения. Лицо короля превратилось в маску убийственной решимости.
