Ян О'Кифи — отец Дженнифер, а для Ребекки «папа» О'Кифи — не считал нужным проявлять подобную тактичность. Хватит уже, что он промолчал тридцать шесть лет назад, когда его дочь отправилась учиться в колледж Радклифф и выскочила замуж за бостонского янки. Подобно большинству южан, он испытывал глубокое уважение к традициям и не признавал новомодных веяний. Ему казалось, что Ребекка живет не так, как полагается добропорядочной девушке. В феврале, когда она гостила у матери, он показал ей свою записную книжку. На букве «Б» из-за ее постоянных переездов творилось нечто страшное. Все ее адреса были аккуратно переписаны — от первого, в общежитии Бостонского университета, до последнего, на Западной Кедровой улице. Записи были сделаны чернилами — еще одно свидетельство упрямой приверженности «папы» О'Кифи своим представлениям о том, что правильно. Места на букву «Б» не хватило, и два последних адреса переползли на следующую страницу. У Ребекки было пятеро младших братьев. Они давно бросили пустое занятие — следить за ее перемещением в пространстве. Когда нужно было с ней связаться, они просто звонили «папе».
— Я настаиваю, — продолжала мать, и Ребекка услышала, как в ее голосе нарастает напряженность. — Ты знаешь: я не люблю вмешиваться в жизнь детей, но согласись, Ребекка, — в Бостоне тебе делать нечего.
Ах вот оно что, подумала Ребекка. Фотографии в газете — это только предлог, под которым Дженнифер Блэкберн дает ей понять, как она относится к пребыванию дочери в доме Томаса Блэкберна. Как будто Ребекка и без этого не догадывается. Она набралась терпения и произнесла:
— Мама, эти снимки появились совсем не потому, что я в Бостоне. Это чистая случайность. Джед Слоан опять погорячился. Ко мне это не имеет никакого отношения. Суматоха скоро уляжется.
— Я ненавижу Бостон, — сказала Дженни.
— Догадываюсь, мама.
— В тебе говорит проклятая гордость Блэкбернов, не так ли? Ты должна вернуться. Плохо жить одной. Приходится все время бороться за себя.
Ребекка не стала ничего возражать, зная, что это лишь усилит досаду и отчаяние матери и не принесет успокоения ей самой. Бостон и правда не принес счастья ни Дженнифер Блэкберн, ни ее дочери.
— Что тебя там удерживает? — не унималась мать.
— Не знаю, — сказала Ребекка. — Может быть, мне просто не хочется, чтобы дед умер одиноким стариком.
Прошло какое-то время, прежде чем Дженнифер О'Кифи-Блэкберн сказала:
— Он этого заслуживает, — и повесила трубку.
Ребекка узнала о смерти отца серым зимним днем в начале 1963 года. Тогда ей было восемь лет. В школу, где училась она и двое ее младших братьев, пришел Джед Слоан. Он сказал, что им надо идти домой. Она училась в третьем классе, а Квентин Рид, за которым уже прислали машину, — в пятом, в той же школе.
— Семейные обстоятельства требуют, — вот все, что сказал Джед.
Ему было тринадцать. Он вел за руку семилетнего Зеке и пятилетнего Тэйлора, а Ребекка шла сама по себе, рядом. Джеду, когда он вызвался сходить в школу, позволили это сделать. И его мать, и тетя Абигейл, и Дженнифер Блэкберн от горя мало что соображали. Джед свой, он не напугает.
Ребекка почувствовала, как мерзнет лицо на дувшем с моря ветре.
— Где мама?
— Она осталась с маленькими.
У Ребекки было еще трое младших братишек: Стивен, четырех лет, и близнецы Марк и Джейкоб, по два с половиной года. Однажды Ребекка услышала, как дед ворчал на отца: «Не многовато ли у вас детей? Еще подумают, что мы держим приют». Отец, который, как и Ребекка, никогда не принимал ворчание деда всерьез, спросил, с каких это пор Блэкберны стали оглядываться на то, что подумают люди? Томас Блэкберн обо всем судил излишне резко, но Ребекка знала, что он любит ее и ее братьев. Когда он жил в Бостоне, они вшестером ходили в музеи, по старинным кладбищам, кидали камушки в реку Чарлз.
Не удовлетворившись ответом, Ребекка спросила Джеда:
— Что-нибудь случилось с Фредом?
Фредом звали одного из четырех котов, которые жили в их доме. Дед и на это жаловался, говорил, что Западная Кедровая улица — это не деревня.
Джед побледнел:
— Нет, Ребби, с Фредом все в порядке.
