— Да, друг мой, да… Такие нынче времена, такие правила. — Черевин принял шпагу, передал её одному из арапов и без стука вошёл в невысокую дверь.
Михаил Дмитриевич попытался осмотреться, насколько позволяло скудное электрическое освещение. Как он успел сориентироваться, его привели в правое крыло той башни, которая имела восемь стен. Довольно неожиданный выбор для государевой приёмной.
Словно прочитав мысли Скобелева, Черевин, появившийся в дверном проёме, по-дружески положил ему руку на плечо и негромко произнёс:
— Приёмный кабинет этажом выше, но его величество работает с бумагами и не хочет отвлекаться. Считайте это хорошим знаком, Михаил Дмитриевич…
«Таки что-то знает, чёрт усатый…» — подумал Скобелев и сделал шаг в кабинет.
— Генерал от инфантерии Скобелев прибыл по вашему приказанию, ваше величество! — отрапортовал визитёр, как положено по такому случаю, щёлкнув каблуками и вытянувшись по стойке «смирно».
Император, уже предупреждённый о том, что его полководец прибыл, поднялся из-за стола, обитого синим сукном, и, заложив руки за спину, сделал несколько шагов навстречу. Громадный рост хозяина кабинета только подчёркивал стеснённость помещения. Скромная обстановка, несколько картин передвижников на стенах, над каждой из которых висела расписная тарелка.
Взгляд генерала зацепился за портрет со знакомыми чертами лица. Пожилой мужчина запечатлён в своём кресле. За неизменно маленькими очками чётко просматриваются спокойные глаза, излучающие уверенность. На лбу и переносице несколько морщин. В их глубине весь жизненный опыт этого персонажа. Чёрный сюртук почти сливается с тёмным фоном, лишь белоснежные манжеты и воротник выделяются светлыми пятнами.
«Если он здесь занимает место в рамке, то есть надежда, что я буду услышан… Постарел старик Победоносцев… Сколько я его не видел? Десять? Пятнадцать лет?» — промелькнуло в голове Михаила Дмитриевича.
Слева секретер с ящиками в четыре ряда, на нём стопки папок с цветными закладками. Абсолютно вплотную — белый журнальный столик, на котором развёрнуты в виде книжечек три фотографии августейшей семьи. За спинкой невысокого рабочего кресла от пола в четыре ряда одна на другой полки, забитые какими-то книгами. На полу цветастый ковёр азиатского происхождения с высоким ворсом.
— Рад приветствовать вас в своей берлоге, генерал. Садитесь сюда. — Государь подвинул небольшое кресло, что стояло напротив его стола поближе, и подал Скобелеву свою громадную руку. Рукопожатие оказалось крепким, стальным. Недаром ходили слухи, что завязывать кочергу в узел — любимая царская забава.
«Похоже, ураган прошёл мимо, но следует быть начеку», — подумал генерал, присаживаясь в указанное место.
— Кухмейстер квасу вчера процедил. Отменный получился! — Александр Александрович, не дожидаясь ответа, дёрнул шёлковый шнурок, и один из арапов почти мгновенно появился в кабинете. — Квасу подай нам. Того, что вчерашний.
В ответ последовал лишь молчаливый кивок. Похоже, темнокожие охранники были обучены понимать язык, но отвечать от них не требовалось.
— Ну что, Михаил Дмитриевич, как оно, из Парижа да по морю? Не слишком утомительно?
— Из Дюнкерка на парусном пароходе до Гётеборга, а потом на перекладных. Судя по приказу миновать Германию, мне следовало быть внимательным. Менял маршрут, что тот заяц под прицелом. Петлял до самой границы.
По первому же вопросу государя Скобелев понял, что о его маршруте царь озаботился лично.
— Что там в Париже, Михаил Дмитриевич? Я в своей любимой провинции света белого не вижу, но может, оно и к лучшему. Послы сами приезжают в случае чего. Так а от них разве что-нибудь прознаешь? Такое… — Царь махнул рукой. — Реверансы, задранные подбородки, казённые речи…
— Да всё у них как обычно, ваше величество. На улицах моды, шляпки, студенчество дышит воздухом свободы, речи крамольные в моде, как всегда. Ничего нового. Родина революции. В начале года, в январе, биржа рухнула, так они-то не сильно расстроились… Так… Несколько брокеров в Сену спрыгнули, но это мелочи. Круассаны от того твёрже не стали. — Михаил Дмитриевич почувствовал, что аудиенция пошла совершенно в неофициальном тоне, позволил себе выразиться пространно, что обычно в присутствии высоких лиц было ему не свойственно. Тем более царь был одет в серую косоворотку, широкие штаны, удобные для дома, и кожаные туфли. Похоже, что на сегодня никаких других визитов официальных лиц он не планировал. Между тем насколько искренним было благодушие императора, генерал ещё не разобрался.