Входная дверь жалобно, но громко скрипнула от того, что адъютант резко распахнул её, выходя на улицу.
— Через тридцать секунд вы трогаетесь и двигаетесь в посольство! Меня не ждать! — Громкая команда Лузгина заставила вздрогнуть на козлах Подгорского и удивиться разомлевшего на солнце Завадского.
Адъютант вышел из дома номер два, даже не посмотрев на своих спутников. Он решительным шагом проследовал по мостовой в сторону их назойливого преследователя. Приближаясь к чёрному фиакру, Лузгин не сводил глаз с кучера, а тот, опешив от неожиданности, пытался сделать вид, что чем-то занят, и постоянно отводил взгляд, то рассеянно глядя по сторонам, то рассматривая свои не слишком чистые ботинки. Подобное развитие сюжета в планы извозчика никак не входило.
Как только капитан поравнялся с экипажем, он бесцеремонно открыл чёрную дверцу с золотистым кантом по периметру, уселся на мягкий диван, пару раз аккуратно постучал тростью по кузову и произнёс повелительным тоном, не терпящим возражений:
— Гостиница «Европа»!
Ошалевший от неожиданности кучер замер в позе памятника Людвигу ван Бетховену, установленному на площади Beethovenplatz в Вене два года назад. Взгляд суровый, направлен вправо вниз, сложенные руки опираются на левое колено, будто гений вот-вот поднимется. В остальном сходство с великим композитором заканчивалось, но мыслительный процесс на лице отражался в каждой его морщине.
Лузгин взглядом проводил зелёный фиакр Подгорского, который медленно принял левее, на середину мостовой. Завадский в расслабленной позе прожигателя жизни, закинув ногу на ногу, непринуждённо осматривал верхние этажи здания напротив и его лепнину в надежде боковым зрением уловить происходящее в двадцати шагах позади.
— Двигай! — приказал Лузгин, но кучер сидел, словно замерзший, ровно до того момента, пока спиной не ощутил сквозь сюртук нечто острое.
Интерес Завадского к местной архитектуре угас, как только фиакр с пассажиром в жёлтой перчатке обогнал их, издавая о каменную мостовую громкие грохочущие звуки. Единственное, что успел заметить Александр Александрович, это ровную спину кучера, подпёртую сзади тростью Лузгина.
— А что за волшебная палочка у нашего адъютанта? Работает, как хорошая плеть… — обернувшись, спросил своего оставшегося в одиночестве пассажира Подгорский.
— В мастерских Кронштадта изготовлена по индивидуальному заказу, — с лёгкой нотой бравады в голосе ответил Завадский. Всякие такие изобретения и неведомые широкой публике штучки доставляли ему искреннее удовольствие. И он не отказал себе в удовольствии отметить свою причастность. — В серебряном шарике есть потайная кнопка, которая при нажатии приводит в действие пружинный механизм. Из трости вылетает короткое, но широкое обоюдоострое лезвие. Нажмёшь кнопку ещё раз, опираешься на трость, и от лезвия и следа не остаётся. Ныряет внутрь. Трость полая в нижней части. В мастерских единственный слесарь такое делает, старик Михалыч. Известная личность в полицейском управлении. Я ему червонец за эту трость заплатил. Подарок другу на день рождения, так сказать…
Между тем чёрный фиакр с адъютантом нёсся по мостовой, грохоча колёсами.
— Потише, потише! Не гони! — Кучер ощутил явное нажатие острия в области поясницы и осадил коня до обычного шага. — Осторожней, здесь же люди!
— Есть потише! — возница пришёл в себя, как только понял, что убивать прямо здесь его не будут.
— Говорят, втулки у тебя волшебные стоят, а грохот издаёшь, как старая телега, — сказал пассажир, не опуская трость.
— Так вот деньги неплохие заплатили, так я и подамся завтра обода резиновые менять. Поизносились. — В голосе кучера сквозило напряжение.
— За слежку заплатили?
— Абсолютно точно, господин… Оплата щедрая, я за неделю столько не заработаю. Велено было приглядывать за человеком в жёлтых перчатках. Или в одной жёлтой перчатке. Вот я и работаю…
— Кто приказал?
— Господин этот мне неизвестен. Приказано запомнить адреса, на которых вы будете, по возможности — детали и подробности. Господин сказал, что сам меня найдёт и спросит отчёт. Да, ещё сказал, что если случатся какие-нибудь неприятности, следует вам помочь.
