— Так вы шпионите или охраняете? — удивился адъютант, уперев трость в пол, чтобы спрятать клинок.
— Господин хороший, я сам не понял… Мне сказали, я делаю. Никаких уставов не нарушаю, а деньги хорошие. Так что — не обижайтесь. — Кучер окончательно пришёл в себя, и дрожь в его голосе исчезла.
— Доложишь своему заказчику, что высадил меня у гостиницы «Европа». Я там снял небольшие апартаменты. Если ему интересно, то меня можно найти в номере девять, а охранять меня не нужно. Сам справлюсь.
— Это я понял, мой господин… — пробормотал кучер, почёсывая поясницу. — Прошу покорно, прибыли. Как велели. Гостиница «Европа».
Лузгин достал из кармана жилетки пару монет, тронул кучера за плечо и указал глазами на козлы, на то место, куда он их положил. С давних пор адъютант был суеверен и деньги в руки не отдавал.
Если бы извозчик, переживший за четверть часа весь спектр эмоций — от страха до восхищения, имел терпение и в порыве облегчения не хлестанул бы коня, чтобы побыстрее распрощаться со своим странным пассажиром… Тогда он смог бы доложить своему заказчику, что предмет его внимания вошёл не в парадное гостиницы, а завернул за угол, где над двустворчатой застеклённой дверью бросалась в глаза вывеска: «Фотографическое ателье „Адель“».
Адъютант детально рассмотрел себя в зеркале при входе, которое давало отражение в полный рост. Своим внешним видом Лузгин остался доволен, только лишь сделал пару движений маленькой карманной расчёской по усам.
— Господин изволит портретное фото? — На звук колокольчика появилась приятного вида дама. — Позвольте представиться, Адель Перлмуттер. Наше ателье славится именно портретами.
Лузгин обернулся на голос хозяйки, учтиво кивнул головой и улыбнулся:
— Я из тех, кого можно отнести к числу гостей прекрасной Вены. Меня здесь восхищает абсолютно всё. Вот и вы тоже… Почему у вас здесь так красиво? И дома, и люди.
— О, господин умеет с первых слов завоевать к себе расположение. Значит, портрет получится прекрасным, для художника очень важно пребывать в хорошем настроении. Проходите, пожалуйста, за мной…
Госпожа Адель в один момент разрушила представление адъютанта о том, как должен выглядеть хозяин фотографического ателье. Несомненно, хороша собой. Правильные тонкие черты лица. Узкие белоснежные запястья и длинные пальцы. Волосы аккуратно собраны вверх под заколку слоновой кости, только пара локонов витками выбивается из общего порядка, притягивая взгляд к длинным серьгам в виде маленькой виноградной грозди.
— Я бы предложила делать снимок в положении стоя. У вас прекрасный типаж, хороший рост, а у нас есть греческая колонна, на которую можно опереться и принять непринуждённую позу.
— Пожалуй, я с удовольствием сделаю такой портрет. А как он будет в итоге выглядеть? — спросил Лузгин, опираясь обеими руками на шарик трости.
Фрау Адель многозначительно подняла палец:
— Минуточку…
Хозяйка ателье исчезла за неприметной дверью, адъютант же присел на тахту в греческом стиле и успел осмотреться.
За время своей службы ему не приходилось посещать подобные заведения, хотя Петербург в этом смысле от Европы не отставал. Капитан имел непоколебимое убеждение в том, что люди его профессии должны вести скромный, неприметный образ жизни и не афишировать своё существование. По этой причине Леонид Павлович, как только при дворе намечался приём или любое другое публичное мероприятие, постоянно испрашивал у Великого князя Константина Николаевича разрешения не присутствовать. Если получить такового не удавалось, адъютант непременно изобретал себе какое-нибудь неотложное дело, о чём сразу же докладывал в красках. От того капитан и не был широко известен при дворе, но об этом ни секунды не жалел.
В большое помещение, схожее по размерам с танцевальным залом, свет проникал через стеклянную крышу и такую же витражную стену. Металлические тросы под наклонным потолком были натянуты так, что в любой момент его можно было закрыть светонепроницаемыми полотнищами. Два изразцовых камина, декорированные голубой плиткой и расположенные в разных углах зала, наверняка в холодное время обеспечивали необходимый уют для моделей. Пол застлан ворсистыми коврами, заглушавшими шаги. На стенах два больших гобелена с горными пейзажами в массивных позолоченных рамах. Посреди зала, шагах в пяти от стены со сменными фонами, располагался главный персонаж этого действа — массивный деревянный ящик с объективом, закрытым чёрной крышкой. Фотографический аппарат, словно барин на диване, покоился на основательной тяжёлой треноге, обвешанной несколькими ручками для управления винтовыми домкратами.
