Венская прелюдия - страница 63

Князь Лобанов-Ростовский с нескрываемым интересом выслушал отчёт Лузгина о произошедшем, после чего отдал чиновнику Подгорскому указание немедленно собрать максимум детальной информации о Чезаре Памфили. Через четыре минуты Илья Михайлович принёс в кабинет посла тонкую папку:

— В архиве я обнаружил шкаф под замком. Ключ от этого шкафа оказался на связке, что нашли в кабинете покойного Либерта. Он позаботился, чтобы нам было легче разбираться в людях… Там есть ещё несколько папок…

Чезаре Памфили, как только прибыл в свои апартаменты, не раздеваясь, сел за стол, быстро набросал короткий текст на небольшой плотной открытке, которую тут же вложил в конверт и опечатал сургучом.

Проворный сын кухарки за пять крейцеров доставил конверт по указанному адресу.

Через час с четвертью Джованни Ландино вскрыл дома конверт и прочёл короткое сообщение, написанное на итальянском размашистым почерком господина Памфили:

«Удачный день. Редкий улов. Подробности при встрече».

Чиновник третьей экспедиции Третьего отделения собственной его величества канцелярии Георгий Саввич Ерёмин последние дни испытывал регулярную мигрень, отчего находился на грани умопомешательства.

Причин тому ни он, ни доктор Петерсон, которому он нанёс визит в прошлую субботу, не находили. Ни одного симптома, позволяющего утверждать о наличии какой-либо серьёзной болезни, доктор у себя в бумагах не отметил. Ничего, кроме пульсирующей боли в висках, начинавшейся с закатом солнца и прекращавшейся к утру. Ни ароматный коньяк внутрь, ни удушливые мази, которые нужно было тщательно втирать в виски́, ни пилюли по четыре штуки на ночь — ничего из перечисленных средств эффекта не возымело. Сам Георгий Саввич связывал свои проблемы со здоровьем исключительно с напряжением, случившимся на работе, куда он ежедневно ходил как на каторгу.

Главный начальник Третьего отделения, генерал-адъютант Александр Романович Дрентельн каждое утро начинал с совещания, на котором неизменно задавал жёсткие вопросы Ерёмину и его напарнику — капитану второго ранга Лузгину.

Шёл пятый месяц расследования очередного покушения на государя Александра II. В этот раз заговорщики действовали особенно дерзко и замысловато. Они арендовали дом на третьей версте Московско-Курской железной дороги в том месте, где машинисты паровозов перед мостом сбавляют ход. Под полотно был прорыт длинный подкоп, в конце которого заложили самодельную бомбу. Тщательный обыск остатков тоннеля показал, что его проложили со знанием дела и преступников было не меньше девяти человек.

Состав императора всегда следовал вторым, через тридцать минут после поезда свиты. По счастливой для государя случайности, из-за мелкой неисправности локомотива под Харьковом, поезда вынужденно поменялись местами, и вторым пошёл к месту назначения свитский поезд. Не зная об этом, бомбисты пропустили состав с императором и августейшей семьёй и вместо царского вагона подорвали грузовой, в котором ко двору везли крымские фрукты и вина.

Мощный взрыв прямо под полотном произвёл эффект больше публичный, чем практический. Газеты ежедневно соревновались в яркости заголовков, Москва и Петербург полнились немыслимыми слухами, ненависть к «штудентикам» поселилась среди мещан, торговцев и прочих простолюдинов.

Генерал Дрентельн рвал и метал, разрываясь между следствием и постоянными докладами при дворе, а доложить было особо нечего.

Сразу после взрыва к месту крушения очень быстро стянулась толпа местных жителей, и бомбистам удалось без труда покинуть своё логово незамеченными. Осмотр места происшествия показал, что готовились они тщательно, с соблюдением правил конспирации. После опроса соседей удалось получить только словесный портрет хозяйки дома — невысокой мещанки лет двадцати пяти, назвавшейся соседям Марией Семёновной Сухоруковой. По имеющимся приметам жандармы проверили все отправляющиеся поезда, несколько дней внимательно разглядывали публику на рынках, любая девушка такого роста и телосложения немедленно вызывала интерес в части установления личности, но вся эта суматоха результатов не принесла.