Люси не двигалась, пока он не скрылся из вида. Затем не спеша направилась в аптеку, куда Джордж мечтал заскочить за лекарством.
— Дайте мне, пожалуйста, стакан воды с несколькими каплями нашатыря, — не выдавая волнения, сказала она.
— Да, мэм! — ответил впечатлительный аптекарь, видевший через стекло витрины всё, что произошло на перекрестке.
Несколько секунд спустя он вернулся от шкафа, наполненного стеклянными сосудами, с питьем в руке, и энергично пробормотал:
— Вот оно, мисс!
Вечером, описывая это приключение соседям по пансиону, он сказал:
— Поникла вся такая, прям у прилавка. Не будь я умницей и красавчиком, прям там бы и разревелась! Я-то всё в окно видал: болтала на улице с каким-то хлыщом, но держалась будь здоров. Да и в аптеку тоже нормально зашла. Да уж, таких милашек к нам еще не заходило, а на меня как посмотрела. Не зря ж в городе о моем лице столько говорят!
В тот час героиня романтической истории чувствительного аптекаря раздувала красноватые угольки в белоснежном камине своего премилого бело-голубого будуара. Четыре фотографии в изящных в своей простоте серебряных рамках служили пищей для разгорающегося антрацитового губителя, прямо с рамками и в компании трех пачек писем и записок в расписной деревянной шкатулке, созданной руками флорентийских мастеров, и даже эта вот шкатулка, не говоря уже о рамках, почти не помешала огню сделать свое дело. Брошенная в сердцах прямо в угли, красивая деревяшка рассыпала звезды искр, а потом опасно запылала, закоптив белую каминную полку, но Люси стояла и просто смотрела на это.
О том, что случилось у двери Изабель, Люси услышала не от Юджина. Придя домой, она обнаружила, что ее поджидает Фанни Минафер, тайно улизнувшая к Морганам, вероятно, чтобы "излить душу", потому что именно это она и сделала. Она рассказала Люси всё (кроме своего плачевного участия в недавних несчастиях) и в конце отдала должное Джорджу:
— Самое ужасное, он думает, что вел себя как герой, Изабель с ним соглашается, а его от этого еще сильнее распирает. Так всю жизнь было: что бы он ни делал, всё считалось благородным и безупречным. Властность у него в характере, а мать потворствовала ему и набаловала сынка до того, что он сел ей на шею. Я еще ни разу не видела, чтобы кому-то приходилось так расплачиваться за свои промахи! Она там кружит, следит, как пакуются вещи, его нахваливает и делает вид, что счастлива поступать так, как он скажет, и ни капли не сожалеет о том кошмаре, что он натворил. Притворяется, что он поступил хорошо, как настоящий мужчина и защитник, когда заявился к миссис Джонсон. Вот ведь герой, живет по собственным "принципам", хотя прекрасно знает, что из-за этого теряет тебя! Но в то же время Изабель почти убило то, что он сказал твоему отцу! Она всегда, признаюсь честно, смотрела на всех свысока и не сомневалась, что лучше Эмберсонов на свете не бывает, и всё такое, но к грубости, всяческим "сценам" и нарушениям приличий она питала отвращение! Но настоящих-то манер Джорджа она никогда и не видела, о да, сплошной подхалимаж! А теперь мне придется жить одной в большом доме — какая это мука! Обязательно приходи навестить меня, конечно, после их отъезда. Я с ума сойду, если перестану встречаться с людьми. Уверена, ты будешь приходить ко мне часто-часто. Я тебя слишком хорошо знаю: тебя вся эта история не остановит, а дом о Джордже напоминать не будет. Хвала небесам, ты для этого слишком разумна, — с истинным пылом завершила свою речь мисс Фанни, — слишком разумна, чтобы придавать большое значение этому… этой обезьяне!
После разговора с Фанни в камине загорелись четыре фотографии и флорентийская шкатулка, а когда чуть позже мимо комнаты прошел отец, Люси позвала его и показала темное пятно на каминной полке и груду пепла, в которой валялись металлические планки. Она с горячим сочувствием обвила руками его шею и сказала, что ей всё известно, и тогда уже он принялся утешать дочь и даже неловко рассмеялся.
— Ну, хватит, — сказал Юджин. — Я всё равно чересчур стар для таких глупостей.
— Неправда. — Люси хлюпала носом. — Знал бы ты, как я презираю себя за то… за то, что думала об этом… правильно его мисс Фанни назвала: об этой обезьяне! Он именно такой!
