— Что? Прости. Я не слышал, о чем ты.
— Ни о чем. — Изабель рассмеялась. — Просто о забавной старушке, но она уже ушла. Я тоже ухожу… ухожу в дом, почитаю. Внутри прохладнее, хотя с наступлением сумерек везде не так жарко. Лету скоро конец. Вроде только началось, а уже умирает.
Когда она скрылась в доме, Фанни, перестав раскачиваться, наклонилась за черной кисейной шалью, накинула ее на плечи и задрожала.
— Ну не странно ли, как твоя мать разбрасывается словами? — мрачно заметила она.
— Какими еще словами? — спросил Джордж.
— "Конец", "умирает". Не понимаю, как у нее язык поворачивается говорить такое, когда твой бедный отец… — Ее вновь затрясло.
— Почти год прошел, — рассеянно сказал Джордж и добавил: — Да ты и сама частенько эти слова используешь.
— Я? Никогда.
— Да, еще как.
— Когда?
— Только что говорила.
— А! — сказала Фанни. — То есть когда повторила, что сказала она? Это вряд ли считается, Джордж.
Он был недостаточно заинтересован разговором, поэтому равнодушно бросил:
— Не думаю, что ты сможешь убедить хоть кого-нибудь, что у меня бесчувственная мать.
— Я никого и не убеждаю. Просто сказала, что думаю, хотя, наверное, мне лучше держать свое мнение при себе.
Она выжидающе замолчала, но ее надежда, что Джордж всё же спросит, что она на самом деле думает, так и не сбылась. Он сидел к ней спиной, полностью погруженный в собственные мысли о совершенно ином. Вероятно, поднявшаяся уходить Фанни чувствовала себя разочарованной.
Однако в последнюю секунду, уже открывая входную дверь, она задержалась.
— Единственное, на что я надеюсь, — сказала она, — так это на то, что Изабель всё же будет в трауре в день годовщины смерти Уилбура.
Дверь со стуком закрылась за ней, и грохот заставил племянника очнуться. Он понятия не имел, почему она, покидая террасу, так трагично хлопнула ни в чем не повинной дверью, и пришел к выводу, что вопрос траурных шляпок на маме отчего-то тревожит ее. Во время всей этой унылой беседы он думал о своем безрадостном положении, полностью погрузившись во внутренний диалог с мисс Люси Морган. В его мечтах она бросилась ему в ноги. "Джордж, ты должен простить меня! — рыдала она. — Папа совершенно не прав! Я ему так и сказала, и теперь он мне не менее ненавистен, чем тебе, он всегда в глубине души тебе не нравился. Джордж, я понимаю тебя: народ твой будет моим народом, и твой Бог — моим Богом[27]. Джордж, пожелаешь ли ты вернуться ко мне?" "Люси, ты точно меня поняла?" И в темноте настоящие губы Джорджа двигались в унисон с воображаемыми губами, произносящими эти слова. Если бы кто-нибудь подслушивал его из-за колонны, то наверняка услышал бы "точно", произнесенное с чувством, не оставляющим сомнений в мучительной яркости видения. "Ты говоришь, что понимаешь меня, но так ли это?" Опуская мокрое от горьких слез лицо почти до пояса, призрачная Люси ответила: "О да, это так! Я больше ни за что не послушаюсь отца. Мне даже всё равно, увижу ли я его вновь!" "Тогда я прощаю тебя", — нежно произнес он.
Джордж несколько секунд пребывал в благодушном настроении, но вдруг ему пришло в голову, что это всего лишь бесплотные мечты. Он резко соскочил с перил на пол. "Я ничего не прощаю". У его ног не было никакой кающейся и покорной Люси, и он представил, чем она на самом деле занята сейчас: сидит при луне на своем беленьком крылечке с рыжим Фредом Кинни, дурачком Чарли Джонсоном, и с четырьмя или пятью такими же болванами, все, наверно, смеются, а один идиот бренчит на гитаре!
— Рвань! — громко сказал Джордж.
И при обозленном, но таком естественном восприятии ситуации, он нарисовал себе Люси гораздо отчетливее, чем в сладких грезах. Она стояла перед ним как живая, со всеми ее черточками и осязаемостью. Он видел, как лунный цвет серебрит воздушные оборки ее юбки и носик туфельки; видел синий изгиб ее тени на белых ступенях крыльца, на которые она откинулась, опираясь; видел, как прозрачные блестки кружевной шали на ее плечах мерцают в такт движениям девушки, отражаясь в зеркале ее черных волос, а прекрасного, но приводящего в отчаяние лица почти не видно, потому что она повернулась к чертову Кинни и смеется над его шутками…
