— Неужели и я был таким? — простонал Эмберсон. — Ты же не думаешь, что это обязательная стадия развития любого Эмберсона?
— Не волнуйся! По меньшей мере половина его натуры сейчас это сочетание юности, красоты и колледжа, но даже самые великолепные Эмберсоны преодолевают свое великолепие и со временем становятся людьми. Хотя для этого требуется нечто большее, чем время.
— Да, мне потребовалось больше, — согласился друг и печально покачал головой.
И они поспешили к самому прекрасному Эмберсону, внешне не тронутому временем и бедами. Она задумчиво стояла в тени огромных деревьев и издали приглядывала за Джорджем и Люси, но, увидев, что к ней идут, сделала шаг навстречу.
— Как очаровательно, правда? — сказала она и взмахнула обтянутой черным рукой в сторону ярко одетой толпы, гуляющей по университету и сбивающейся в кучки вокруг виновников торжества. — Они так рвутся жить, с такой отвагой, все эти мальчики, — это трогательно. Но, конечно, сами они не осознают, как это трогательно.
Эмберсон кашлянул.
— Да, они себя умилительными не считают, это точно! Мы с Юджином только что беседовали как раз о подобном. Знаешь, о чем я думаю, когда вижу все эти гладкие, торжествующие юные лица? Я всегда думаю: "А, жизнь-то вам покажет!"
— Джордж!
— О да, — сказал он. — Жизнь очень изобретательна, и у нее есть отдельная плетка для каждого маминого сына!
— Может быть, — огорченно ответила Изабель, — может быть, некоторым матерям удастся отвлечь удар на себя.
— Ни за что и никогда, — горячо уверил ее брат. — Никогда на лицах матерей не появятся морщины, предназначенные сыновьям. Полагаю, ты понимаешь, что эти юные лица покроются морщинами?
— Может и нет, — сказала она с грустной улыбкой. — Может, времена изменятся и морщин ни у кого не будет.
— Время пощадило только одного человека из всех мне знакомых, — сказал Юджин. И засмеялся, увидев удивленные глаза Изабель, после чего она поняла, что сама была этим человеком. К тому же он не соврал, и она знала об этом. Поэтому залилась очаровательным румянцем.
— Так что конкретно покрывает лицо морщинами? — спросил Эмберсон. — Время или беды? Конечно, мы не можем предполагать, что это делает мудрость, — это же обидит Изабель.
— Я знаю, откуда берутся морщины, — сказал Юджин. — Некоторые от возраста, некоторые от бед, некоторые от работы, но самые глубокие — от потери веры. Самые чистые лбы у тех, кому есть во что верить.
— Во что? — тихо спросила Изабель.
— Во всё подряд!
Она бросила на него удивленный взгляд, и он расхохотался, как и до этого, когда она посмотрела так же.
— О да, ты точно веришь! — сказал он.
Она пару секунд не отводила от него глаз, ставших необычайно серьезными, доверяющими и вопрошающими одновременно, будто она была уверена, что всё, что бы он ни говорил, правильно. Потом отрешенно посмотрела вниз, словно спрашивая уже себя.
— Почему бы и нет, я верю, — вдруг изумленно сказала она, подняв глаза, — я верю, что верю!
Оба мужчины засмеялись.
— Изабель! — воскликнул брат. — Ну ты и дурочка! Иногда кажется, что тебе всего четырнадцать!
Но это напомнило ей о том, зачем она в этом месте:
— Боже мой! Дети-то куда подевались? Надо скорее найти Люси, а Джорджу пора идти и садиться с другими выпускниками. Пошли их догонять.
Она взяла брата под руку, и все трое двинулись на поиски, озираясь в толпе.
— Любопытно, — произнес Эмберсон, поняв, что парочки нигде не видно. — Даже в такой толпе вроде нельзя не заметить хозяина.
— Тут сегодня несколько сотен хозяев, — сказал Юджин.
— Нет, то всего-навсего хозяева университета, — парировал дядя Джорджа. — Мы же ищем хозяина вселенной.
— А вот и он! — радостно закричала Изабель, не обращая внимания на вышучивание. — И вовсе он не такой!
Но спутники всё еще посмеивались над ней, даже когда присоединились к повелителю вселенной и его красотке-подружке; Эмберсон с Юджином наотрез отказались объяснять причину своего веселья даже потребовавшей этого Люси, но настроение у героев дня было столь добродушное, что из всех пятерых вышла преотличная компания, то есть четверо стали благодарной аудиторией для пятого, который так и искрился радостью и благостью.
