Вывалив это на приезжего, один горожанин, после многозначительной паузы, добавил:
— Всё это очень смахивает на мотовство, но когда мисс Изабель выходит на прогулку с этой собакой, понимаешь, что псина денег своих стоит!
— А девушка красивая?
— Ну, сэр, лет ей восемнадцать-девятнадцать, и даже не знаю, как получше выразиться, она чертовски привлекательная юная леди!
Как-то одна горожанка весьма красноречиво отозвалась о внешности мисс Изабель Эмберсон. Это была миссис Генри Франклин Фостер, настоящий авторитет в области литературы и властительница дум общины, — именно так писали о ней обе дневные газеты в статьях об основании Женского поэтического клуба; и ее слова об искусстве, беллетристике и театре имели силу закона, а не мнения. К примеру, когда до городка наконец, после аншлагов в больших городах, добралась "Хэйзел Кирк"[13], многие сначала дождались оценки миссис Генри Франклин Фостер, а потом смело высказались сами. Дошло до того, что после спектакля в вестибюле театра образовалась целая толпа жаждущих ее мнения.
— Я пьесу не видела, — сообщила им миссис Генри Франклин Фостер.
— Как! Мы все знаем, что вы сидели в четвертом ряду прямо по центру!
— Да, — улыбнулась она, — но я сидела за Изабель Эмберсон. И не могла отвести взгляда от ее волнистых каштановых волос и чудесной шеи.
Незавидные женихи из городка (а они все считались таковыми) не хотели довольствоваться картиной, столь заворожившей миссис Генри Франклин Фостер: они из кожи вон лезли, лишь бы мисс Эмберсон повернулась к ним лицом. Она особенно часто, как заметили некоторые, поворачивала его к двоим: один преуспел в борьбе за внимание благодаря своей блистательности, а второму помогло беспроигрышное, хотя и не самое выигрышное, качество — настойчивость. Блистательный джентльмен "вел наступление", осыпая сонетами и букетами, — и в сонетах не было недостатка рифм и остроумия. Он был великодушен, беден, щегольски одет, а его поразительная убедительность всё глубже затаскивала его в долговую яму. Никто не сомневался, что ему удастся покорить Изабель, но, к сожалению, однажды он перебрал с весельем, и во время серенады, исполняемой при луне на лужайке перед особняком Эмберсонов, все видели, как он врезался в контрабас и был под руки уведен в ожидающий экипаж. Одного из братьев мисс Эмберсон, помогавшего с исполнением серенады и тоже переполненного неизбывным весельем, друзья прислонили к входной двери; Майор, в халате и тапочках спустившийся за сыном, поругивал отпрыска, откровенно давясь от смеха. На следующий день мисс Эмберсон сама посмеивалась над братом, но с женихом повела себя иначе: просто отказалась его видеть, когда тот пришел с извинениями. "Кажется, вас очень волнует судьба контрабасов! — писал он ей. — Обещаю их больше не ломать". Она не ответила на записку, но две недели спустя прислала письмо, в котором говорилось о ее помолвке. Она выбрала настойчивого Уилбура Минафера, который никогда не разбивал контрабасы и сердца и вообще серенад не пел.
Несколько человек, из тех, что всегда знают, что будет, заявили, что ни капли не удивлены, потому что Уилбур Минафер "хоть и не Аполлон, но очень трудолюбивый и многообещающий молодой предприниматель и хороший прихожанин", а Изабель Эмберсон "довольна разумна — для такой красотки". Но помолвка ввергла в ступор молодых людей городка и большинство их отцов и матерей и даже потеснила литературу, став темой обсуждения на очередном собрании Женского поэтического клуба.
— Уилбур Минафер! — воскликнула любительница поэзии, интонацией показав, что весь ужас ситуации объясняется одной лишь фамилией жениха. — Уилбур Минафер! Я такой чуши в жизни не слыхала! Подумать только, выбрала Уилбура Минафера просто потому, что мужчина, в тысячу раз лучше его, был несколько разгорячен при исполнении серенады!
— Нет, — сказала миссис Генри Франклин Фостер. — Дело не в этом. И даже не в том, что она боится, что он станет легкомысленным мужем и хочет отгородиться от этого. И не в том, что она набожна или ненавидит беспутство; и не в том, что он сам оттолкнул ее своим поведением.