— Ну, ты, сучка!
И кто-то наотмашь хлестнул ее по щеке.
Во рту разлился солоноватый вкус крови.
— Не трогать, — прорычал кто-то. Этим «кто-то» был мастер Аламар. — Не смейте. Хоть кто-нибудь пальцем тронет, повешу за невыполнение приказа.
Ему никто не смел перечить, как обычно не перечат сумасшедшим.
А у моря сверкал, разливался в темноте раннего зимнего вечера портал. О том, что это именно портал, Дани догадалась. Она ведь никогда ничего подобного не видела. Но что еще может выглядеть как полупрозрачная воронка с рваными краями, висящая над берегом?
Ее приволокли к порталу и, все еще держа под руки, с размаху сунули лицом сквозь лимонно-желтое пламя. Дани зажмурилась. Внутри все сжалось, ощущение было таким, словно она прыгнула с высокого обрыва и падает, падает…
Деревянные подошвы ударились о каменный пол.
Открыв глаза, она огляделась: высокие сводчатые потолки, серые стены. Белые магические кристаллы в подставках, от которых выстилается по полу и стенам свет сродни лунному. А дальше… Дани скрутил еще один приступ тошноты, но желудок был уже пуст, так что на сей раз рот наполнился горечью.
У стен красовались излюбленные инструменты инквизиции. И, судя по засохшим ржавым пятнам, ими пользовались часто и со вкусом.
В этот момент ее дернули, раздался треск разрываемой материи. Дани ухватилась было за корсаж, безуспешно пытаясь прикрыться, но его вырвали из рук. Тело обожгло холодным воздухом, и Дани захлебнулась собственным криком: с нее деловито содрали последние лоскутки ткани, оставив в чем мать родила. Затем также деловито, выверенными движениями, связали запястья, зацепили веревку за ржавый крюк и вздернули наверх. Дани зажмурилась. Боль резанула запястья, хотелось кричать, плакать и умолять. Но ведь… бесполезно.
И она начала тихонько молиться Всеблагому, чтобы поскорей забрал к себе.
Осторожно пошевелив ногами, Дани почти достала пальцами до пола. Потянулась — и едва не взвыла. Запястья как будто тупым ножом резануло.
С ней больше не разговаривали. Инквизиторы повертели ее из стороны в сторону убедились, что одежды никакой не осталось, и потянулись к выходу. Один посетовал, мол, девка сочная, а мастер Нирс приказал пока не трогать. Ему кто-то ответил — ну то ж пока…
Потом она открыла глаза и поняла, что совершенно одна. Только лохмотья света на полу и холод, голодный, жадно облизывающий тело.
Она уронила голову на грудь. Если бы только… если только забыться.
Но потерять сознание пока не получалось.
Запястья, стянутые веревками и принявшие на себя вес тела, болели все сильнее. Дани начало казаться, что они вот-вот оторвутся, и она упадет, размахивая обрывками рук, забрызгивая все вокруг кровью.
«Пожалуйста… Забери меня…»
На миг ей показалось, что Ксеон где-то рядом, и что вот-вот он разрежет веревки, подхватит ее на руки.
«Он не вернется. Ты ему не нужна больше».
Это, похоже, и была ее личная правда, от которой кровоточила душа.
По щекам покатились слезы.
Как же больно, когда предает человек, которого… Впрочем, он ведь не обещал тебе ничего, маленькая помойная крыса? Так с чего ты взяла, что он что-то чувствует к тебе? На взгляды купилась? Ха! Да ты, Дани, просто ничтожество!
И она расплакалась в полный голос.
Все, что довелось пережить на улице, а потом в замке Энц — все оказалось сущими пустяками по сравнению с болью, которую подарил принц Ксеон.
— Плачешь?
Низкий, чуть хрипловатый голос.
Дани сразу его узнала, своего главного палача.
Осторожно глянула перед собой, сквозь спутанные волосы.
Черная мужская фигура остановилась у противоположной стены, прислонившись спиной к стене.
— Поплакать иногда полезно, — с издевкой заметил инквизитор, — облегчает душу перед тем, как ее примет Всеблагий отец наш.
Дани промолчала. Шмыгнула носом.
Она исподлобья наблюдала за тем, как мастер Аламар прошелся по помещению. Кажется, он слегка приволакивал ногу.
— Почему ты освободила принца? — спросил он, и голос прозвучал на удивление равнодушно.
— Он умирал, — выдохнула Дани, — ошейник… его душил…
— А ты, значит, такая добрая, что решила облегчить страдания человеку, посягнувшему на жизнь своего монаршего отца?
