Парию хотелось, чтобы мать оправдали… Нет, вернее, даже не этого ему хотелось. Хотелось, чтобы ему вернули мать. Но эта женщина, которая собиралась убить его… разве она ему мать! Сыну хотелось, чтобы всей этой истории вообще не было. Но она случилась, так чего же ему теперь хотеть? И глаза его снова наполнялись слезами, как колодец водой.
Судья, лысый, степенный, и двое народных заседателей: председатель сельскохозяйственного кооператива и уполномоченная женского совета. Начинаются обычные формальности.
— Подсудимая, встаньте.
Женщина встает.
— Ваше имя?
— Жена Яноша Тёрёка, в девичестве Мария Кути.
— Возраст?
— Родилась в тысяча девятьсот девятом.
У прокурора вопрос. Судья не выказывает удивления, видимо, между ними это было оговорено заранее. Он разрешает задать вопрос:
— Вы жена Яноша Тёрёка или вдова Яноша Тёрёка?
— Жена Яноша Тёрёка, — слышится спокойный ответ.
— Следовательно, ваш муж жив?
— Жив.
— Вы живете вместе?
— Нет.
— Сколько времени вы не живете вместе?
— Пятнадцать лет.
— Почему вы не живете вместе?
— Потому что он еще не вернулся домой.
— Откуда не вернулся?
— С войны.
Голос женщины дрогнул. В зале мертвая тишина.
— Ваш супруг находится в плену?
Женщина не отвечает.
— Вам известно его местонахождение?
— Неизвестно.
— Следовательно, ваш супруг пропал без вести?
Женщина отвечает не сразу:
— Я вообще не получала никаких вестей… Ни во время войны, ни после… И никто из тех, кто был с ним вместе на фронте, ко мне тоже не приходил… Ко всем приходил кто-нибудь, даже к тем, у кого… — здесь женщина запинается, точно не решаясь вымолвить вслух, как бы не накликать беду, — даже к тем, у кого… Вот и к Богнарам… Прошлый год… из Австралии… А от моего ни слуху ни духу.
— Когда вы в последний раз получили известие от мужа или о муже?
— Я не получала… ни разу… Когда уходил, сказал, что вернется. Вернется, и все тут.
— Прошу вас подробнее, что еще он сказал, когда уходил? — Прокурор навалился на край стола, глаза его впились в глаза женщины, на стиснутых кулаках вздулись жилы, у крыльев носа блеснули капельки пота. — Что еще он сказал? Постарайтесь припомнить все подробности… Ночью их провозили через село… Железнодорожная станция была полностью затемнена, в вагонах тоже нигде не было света… Вы в мешочке передали ему харчи на дорогу: каравай хлеба, шмат сала, килограмм сахару…
Женщина вспоминала, по ее блуждающим глазам было видно, что она далеко отсюда в кромешной тьме стоит на станции у огромного замершего эшелона… дала ему свитер и две пары теплых носков…
— Ваш муж соскочил с поезда, — продолжает тоном гипнотизера прокурор, — обнял вас и тут же прыгнул обратно в вагон, потому что состав стоял всего минуту. Что он вам тогда сказал? Что?
— Он сказал, — женщина по-прежнему была там, на станции, отдаленной от этой минуты пятнадцатью годами: — «Береги себя, Мариш, и сына, береги хозяйство. Чтобы, когда я вернусь, все было в целости».
— И вы не сумели сберечь! — Голос прокурора хлестнул, как удар кнута. — Сын внес все имущество в кооператив. Частного хозяйства больше нет! К чему же теперь вернется ваш муж?! Но ваш муж не вернется. Он погиб! Понимаете? Умер!
Женщина вытянулась и застыла, глаза ее расширились. Губы шевелились, но слов долго не удавалось разобрать:
— Умер… Мой Янош… Умер…
Женщина рухнула на скамью и зарыдала почти беззвучно.
Суд объявил перерыв, зал освободили от публики. Крестьяне чуть не до вечера возбужденно толпились в широком коридоре суда, однако заседание в этот день не было продолжено: подсудимая так и не смогла успокоиться. На следующее утро в переполненном зале снова раздался голос судьи:
— Обвиняемая, встаньте.
Крестьянка встала.
— Ваше имя?
Слабый голос женщины был едва слышен:
— Вдова Яноша Тёрёка.
Прокурор, ознакомившись с материалами дела, решил, что особых трудностей не предвидится. И был слегка разочарован: легких дел он не любил. А этот случай казался простым, как уравнение первой степени.
Сначала он допросил подсудимую и главных свидетелей, но эти допросы больше походили на сопоставление уже имеющихся протоколов с прямыми показаниями.
Итак, как же все-таки произошло покушение на убийство?
