Голос Марты быстро вернул его на безгрешную, по сравнению с постелью любовницы, землю.
— Вот, полюбуйся. – Резкий голос Марты заставил его вздрогнуть и распрощаться с грезами. Она кинула ему в руки журнал и ткнула пальцем в фото улыбающейся женщины. — Смотри!
Энрики послушно посмотрел и даже прочитал подпись: «Лусия Праду».
— Я, кажется, ее знаю, — Энрики вернул журнал матери.
Марта снова впилась глазами в фото:
— Вот с ней бы твой отец с удовольствием провел медовый месяц хоть в Зальцбурге, хоть на Луне! — Марта отшвырнула журнал.
Энрики сел рядом и обнял ее.
— Я помню эту историю, мама. Кажется, у них был роман, когда я был маленький. Более четверти века прошло. Это смешно. Роман! Даже думать забудь...
К ним приближался Сезар, и Энрики замолчал. Толедо сел на диван рядом с Мартой и автоматически взял журнал, открытый на той самой странице. Лидо Сезара медленно стало меняться... Он сидел, не двигаясь, и все смотрел и смотрел на улыбающееся глянцевое лицо.
Марта поднялась и не замеченная Сезаром направилась в сторону туалета.
— Ты сильно ее любил? — неожиданно для себя спросил Энрики.
Объявили рейс на Рио, но Энрики стоял и выжидательно смотрел на отца.
Сезар, не отрывая глаз от страницы, тихо сказал:
— Ты лучше иди, Энрики. А то опоздаешь. Опознаешь...
«Господи, хоть бы эта поездка сблизила их, — пронеслось в голове Энрики. — Они ведь как чужие».
Анжела чувствовала себя обманутой дурой. Она плюхнулась на диван, устало оглядела рабочий стол, заваленный бумагами, и тихо выругалась. «Сезар отдыхает в Зальцбурге, Энрики мирится с Вилмой в Рио, а все проблемы Центра камнем лежат на моих плечах».
Она вспомнила, как недавно ее вызвала охрана, чтобы разобраться с какой-то темной личностью, пытавшейся устроиться к ним на работу. Задержанный показался ей просто несчастным забулдыгой, и она распорядилась отпустить его. К ее изумлению, он явился на следующий день прямо к ней в приемную и стал умолять ее о работе в Центре. Так и заявил: «Нельзя ли через вас устроиться на работу?» Анжела набрала номер Энрики, и, чертыхнувшись, бросила трубку: Энрики в своем репертуаре — отключил телефон.
Анжела снова вернулась к собственным невеселым мыслям. Как такой человек, вроде ее вчерашнего посетителя, мог беспрепятственно пройти дирекцию? Она не сомневалась, что он пришел к ней без всяких дурных мыслей, но так могут прийти и другие. Например, те, дружки Гильерми, на которых заявил в полицию Энрики. Опять Анжеле стало жалко себя: она так не хотела втягиваться в проблемы Гильерми, а теперь на каждом шагу чувствует опасность, исходящую от него. «Толедо здорово придумали: дали мне кучу заданий и разъехались в разные стороны», — сердилась Анжела. Ее недовольство скоро конкретизировалось и замерло на Энрики. «Это все из-за него, из-за того, что он всегда втягивает меня в свои дела, просит советов, участия. А я, добренькая, всепонимающая, сижу тут одна и гадаю, что еще мне свалится на голову».
Проблемы возникали на ровном месте. Центр проработал около двух месяцев, а уже стали поступать жалобы на различные неполадки. Накануне хозяин кафе «Фалкон» заявил ей, что в подсобке мокрый пол, а это значит, нужно разбираться со слесарями. Слесари есть, но старшего мастера, который следил бы за работой, — нет. Значит, ей предстоит руководить слесарями. На душе стало тоскливо, и она уже в который раз задумалась, а стоило ли вообще принимать приглашение Энрики.
Дверь тихо отворилась. На пороге возникла Клара, возбужденная, с бегающими от волнения глазами.
Анжела усадила ее в кресло и попросила Дейзи приготовить им кофе.
— Стряслось что-то ужасное? — В голосе Анжелы звучало неподдельное участие.
Клара заплакала:
— Все ужасно... Я пришла поздно, стала собирать вещи, чтобы перебраться к тебе. Вдруг на меня набросился Гильерми... Бешеный, злой... Стал душить меня и требовать открыть ему сейф в кабинете Сезара. Я оказалась бессильной перед ним. Он ничего не слушал, схватил и поволок меня к сейфу. Но Сезар поменял шифр, слава Богу.
— Он бил тебя?
— Нет, просто метался по дому и складывал в мешок все ценное, что попадалось ему под руку. Я попыталась удержать его, но он вырвался и сказал, что исчезнет навсегда. Господи, Анжела, — зарыдала Клара, — я чувствую себя виноватой перед всеми.
