Ватник Солженицына - страница 90
Чем-то типично солженицынским попахивает и история с его противостоянием с Александром Трифоновичем Твардовским, который за всю жизнь не сделал Солженицыну ничего плохого и всегда старался ему помогать, рискуя порой не только своей карьерой, но и своим журналом. Своего «литературного отца» Солженицын рисует в «Теленке» трусливым и аморфным человеком, дескать, и рукопись Хрущёву передал поздновато, и момент упустил, и вообще чуть все не проморгал, и «Новый мир» пытаясь спасти, «топырился покурячьи»508 (фразочку-то какую подобрал, а?), да не смог, и тот умер у него «с согнутой спиной». И все это в своем неизменном прокурорском тоне.
В 1971 году Солженицын посетит в Красной Пахре умирающего от рака Твардовского – лишь для того, чтобы вложить ему в руки свой вышедший на Западе двухтомник. В нем полупарализованный, немой, ожидающий смерти советский классик должен был… отметить закладками разного цвета, что понравилось, а что – нет…
Потрясает и отношение Солженицына к Кор-нею Чуковскому, который осенью 1965 года предоставил «угрожаемому автору» кров, купившись на россказни о якобы грозившем ему аресте, а потом еще и отписал ему по завещанию изрядную часть наследства. 28 октября 1969 года Корнея Ивановича не стало, но Солженицын не посчитал нужным проводить его в последний путь. Проигнорировав похороны Чуковского, он лишь произнес: «Страшно умирать неопальным»509…
Не лучше относился Солженицын и к своим добровольным помощникам. Поразительна история с Елизаветой Воронянской, помогавшей перепечатывать «Архипелаг» и хранившей у себя один из его экземпляров. Почувствовав его возможное изъятие комитетчиками, Солженицын потребовал у Воронянской уничтожить рукопись. Однако та не успела это сделать – 23 августа 1973 года ее задержал КГБ и вынудил сдать тайник. Терзаемая раскаянием, женщина покончила с собой. По свидетельству писателя Владимира Максимова, «реакция нашего героя, большого человеколюбца, душеведа и христианина, на эту трагедию была библейски лапидарной: “Она обманула меня – она наказана”»510.
«Даже заблуждения Толстого были заблуждениями гения, они пронизаны болью и покаянием, – напоминает писатель Григорий Бакланов, – а тот, кого пытаются равнять с ним, занят самоутверждением и сводит, сводит счеты с теми, кто когда-то помогал ему и даже жизнь за него положил, как тот несчастный Вадим Борисов, который бросил свое дело, пошел целиком в услужение Солженицыну, публиковал его книги в первые годы перестройки, а потом потребовали от него строгой бухгалтерской отчетности, которой и быть в те годы не могло, и обвинили его в мошенничестве, и он вскоре умер. Но и мертвого, не способного себя защитить, чтоб и на его детей пал позор, Солженицын припечатал словом в своем ныне публикуемом “Зернышке”, которое никак не затерялось “меж двух жерновов”, а наоборот, эти жернова отлично сумело использовать: “Ошибку – можно простить и миллионную. Обмана – нельзя перенести и копеечного”»511.
Да что там Решетовские, Твардовские, Чуковские да Воронянские! Он своих, солженицынских, детей не жалел, собираясь ради идеи, ради правды пожертвовать жизнями трех малолетних сыновей. Описывая события, предшествовавшие изданию своей главной книги, он вспоминает в «Теленке», что на той случай, если бы встал вопрос: жизнь детей или издание «Архипелага», им и его женой Натальей Дмитриевной было принято «сверхчеловеческое» решение – «наши дети не дороже памяти замученных миллионов, той Книги мы не остановим ни за что»512.
Вот это мы понимаем – христианская самоотверженность! Наверняка Солженицын уже и иконку со своим ликом заказал написать, готовясь к канонизации…
В 1994 году, вернувшись на родину, Солженицын сложил новую молитву (на сей раз о России). Эта молитву, которая также немедленно стала достоянием общественности, Солженицын произносил каждый день до самой смерти. В ней он просил Бога: «Отче наш Всемилостивый! Россиюшку Твою многострадную не покинь в ошеломлении нынешнем, в ее израненности, обнищании и в смутности духа. Господи Вседержитель!»513.
Смутность духа – это ведь больше про самого Солженицына, чем про ельцинскую Россию! Пережив нелегкое десятилетие, Россия поднялась, сосредоточилась, вернулась на свой трудный и славный путь. Солженицын пребывал в смутности духа до гробовой доски, и не бывало у него даже редких минут просветления. Все, что двигало им всю жизнь, было: гнев, ненависть, ложь, тщеславие и гордыня.
