— Не в бровь, а в глаз, государь!
— В глаз, говоришь? Сейчас мы его по башке угостим. Пиши, Василий! «Города и без тебя берут. Приставов в твои городки, сколько Бог помощи подаст, пошлем, а деньги у нас — сухари…» Сухари! — захохотал Иван Васильевич. — Пиши, Василий, — су-ха-ри! Прибавь: «…какие случились». А теперь пугнем. «Если не захочешь нас слушать, то мы готовы, но тебе от нас нашу отчину отводить не следовало. Если тебе нечем в Каркусе жить, то ступай в свою землю за море, а еще лучше сослать тебя в Казань. Если поедешь за море, то мы свою отчину, Лифляндскую землю, и без тебя очистим». Очистим, князь Шуйский?
— Города не воюя, пред одним именем твоим, великий государь, склоняются.
— А дурак Магнус того не понимает! Где он теперь?
— В Вендене, государь, — сказал Щелканов.
— Отпишите воеводам, чтоб забрали под нашу руку города, Магнусом завоеванные.
25
Первого сентября, на Симеона Столпника, царь праздновал Новый год, а на другой день князь Елецкий сообщил: Господь Бог поручил государю царю Ивану Васильевичу и сыну его царевичу Ивану Ивановичу город Леневард. И радость за радостью: Смилтин, Ровна, Треката.
Вскоре полки Грозного царя стояли под Венденом.
Думный дьяк Ерш Михайлов доставил Магнусу письмо Ивана Васильевича: «Царь всея Русии и сын его царевич ожидают тебя в своем стану без мешканья».
Магнусу было страшно, природная гордыня тоже взыгрывала. Послал двух своих дворян условиться о ведении переговоров.
— Переговоры?! С кем?! С липовым корольком?! — взъярился Иван Васильевич. — Взять их!
Посланцев Магнуса схватили.
— Выпороть!
Тотчас выпороли и отвезли к воротам Вендена.
Горожане ужаснулись, прибежали к Магнусу, умоляя поспешить к русскому царю: смиренно и нижайше просить пощады для себя и для жителей.
Магнус, желая смягчить гнев сюзерена и хоть сколько-то сохранить достоинство, сначала приказал открыть ворота, пустил в город русское войско, и только после этого отправился на поклон. Все благородные семейства Вендена, священники, офицеры, весь гарнизон, опасаясь грабежей в насилий, затворились в замке, моля Бога, чтобы переговоры бумажного короля Ливонии и русского царя-медведя кончились миром.
Князь Шуйский глядел на явившегося Магнуса во все глаза: ведь это был первый иноземный король, которого довелось ему видеть. Пусть корона его почти шутовская, но сам-то он — принц, сын короля, претендент на короны Швеции, Дании.
Василий Иванович ожидал увидеть тонкое бледное лицо, особые королевские взоры, особые жесты…
Грозный запретил оказывать Магнусу какие-либо почести. Ливонский король вошел в шатер без оглашения, когда Иван Васильевич забавлялся ручным горностаем.
— Явился? — взял горностая на ладонь, повернул в сторону Магнуса. — Гляди, черный хвостик, таков он, ливонский король.
Король был щекаст, на кончике подбородка рыжий клинышек бороды, шея короткая, спина окороком.
— Ну?! — крикнул Грозный, сунув горностая в клетку.
Магнус бросился на колени.
— Пощади, сюзерен! Я вел себя неразумно. Легкие победы вскружили мне голову.
Иван Васильевич смотрел на него молча, долго.
— Не будь ты королевским сыном, я бы научил тебя, как мне противиться, мои города забирать… — Глянул на стражу: — Уберите его с глаз долой.
Магнуса увели. Не толкали, но и не церемонились.
— Богдан, — подозвал государь Бельского, — поезжай в Венден, прикажи немцам выходить из замка. Милую.
Немцы заупрямились, пожелали видеть и говорить с Магнусом.
Иван Васильевич тотчас сел на коня и с дворовыми людьми поехал поглядеть замок, крепок ли?
Перед царем легкой рысью шла сотня Никиты Трубецкого, по сторонам сотни Федора Ивановича да Ивана Васильевича Годуновых, позади — Андрея Федоровича Нагого.
Рядом с царем были Богдан Бельский, первый рында Василий Иванович Шуйский, второй рында, с другим саадаком, — Федор Хабаров, третий, с копьем, — Федор Шестунов, четвертый, с сулицею, — Андрей Хилков, пятый, с меньшим саадаком, — Верига Бельский, шестой, с рогатиною, — Михайла Петров.
— Вроде невелик терем, а башня на башне, — сказал Бельский, — да в три ряда. Пушек небось не меньше, чем во всем нашем войске.
