Крепость издали смотрелась как новая игрушка, не побывавшая в детских руках.
— Стенам года нет, — сказал Иван Петрович. — Зубцы не все кончены.
— За сколько возьмем, воеводы? — сверкнул глазами Грозный.
Никита Романович сделал суровое лицо, но, по своему обыкновению, промолчал.
— Государь, — ответил Иван Петрович, — крепости не камнем крепки — людьми. Как стоять будут. Такую крепость и за месяц не возьмешь, а можно и за день управиться.
— Управься, Иван Петрович, моля Бога, за день! — Грозный вытянул из плеч голову, как это делают хищные птицы, поглядел на бояр. — За день! Нынче ради Знамения Благовещенской иконы Божией Матери Устюжской дадим сему граду мир, ибо блаженный Прокопий молился о спасении града Устюга, а вот послезавтра, в день памяти святого Антония, пусть будет всему нашему войску и всему нашему царству радость.
Постарались царские рати, поднесли государю город 10 июля. Первым в крепость пробился рязанский дворянин Федор Ляпунов. Его и оставил великий государь воеводой Влеха.
Следующий город Лужу взяли 24 июля. 29-го — Резицу.
9 августа войско подошло под Невгин. Царь послал в город своего думного дворянина Михайлу Безнина, и староста сдал город без боя. 12 августа без боя же обрели город Крузборх. 15-го Петр Нащокин ездил требовать ключи от Левдуна. Ключи левдунские немцы Нащокину отдали, но сами город покинули. Царь разгневался и приказал Левдун разорить, чтоб на сим месте впредь не селились. Все припасы велено было собирать и везти к Чествину.
Царские отряды разошлись по стране, занимая селения и города. Воевода Салтыков с нарядом Астафья Пушкина взял Голбин. И Грозный царь опять повелел: городу тут впредь не быть, всякие запасы доставить в Чествин.
21 августа воевода Ельчанинов приступом одолел город Пиболду. Ему тот же указ: город разорить, запасы отвезти опять-таки в Чествин.
25 августа великий государь Иван Васильевич посылал под город Кукунос окольничего Петра Татева да Баима Воейкова. Через день Петр и Баим сообщили: куконосские люди и королевские немцы в город их пустили.
28-го отряд Богдана Бельского ходил добывать город Володимерец. 31-го город был взят. И в этот же день царь со своим полком пошел на Чествин, куда приказывал свозить из разоренных городов припасы и всякую рухлядь, но который все еще не был покорен.
Большого боя и в Чествине не случилось. Бог поручил город государю.
В эти же дни удачно воевал и Магнус, принц датский, получивший из рук царя Ивана Васильевича корону Ливонского царства. В Магнусе Грозный желал видеть столь же покладистого лжегосударя, каким был Семион Бекбулатович. Женив принца на Марии Владимировне Старицкой, царь, вместе с титулом короля, пожаловал Магнусу город Каркус, а вот денег, обещанных королеве Марии в приданое, не дал. Не потому, что не было, а потому, что не верил Магнусу. На деньги можно нанять ученое немецкое войско да и двинуть русским воеводам под дых.
Король Магнус и впрямь выказал себя большим строптивцем, прислал к царю в Чествин письмо, требуя исполнить договор: отдать ливонскую землю и отбитые у поляков и литовцев ливонские города ему, королю Ливонии.
Князь Василий Иванович Шуйский был возле государя, когда явились дьяки Василий Щелканов, Андрей Щерефединов да Ерш Михайлов обсудить ответ Магнусу.
Василий Иванович хотел уйти, но государь остановил его:
— Не за горами день, когда тебе боярство скажут! Слушай, думай. Магнус — червь! Но напитавшись ядом, червь тоже может быть опасен. — Кивнул дьякам: — Напомните мне Магнусовы запросы.
— Города просит, государь, которые ты взял у своих врагов, — сказал Щелканов. — А для городов, которые сам взял, хочет приставов, у него-де войска мало.
— И денег!
— Деньги тоже просит, государь, — поддакнул Ерш Михайлов. — Как бы он не причинил беспокойства Марии Владимировне!
— Из-за денег-то? — Царь поднял на дьяка тяжелые глаза свои. — Магнус — по крови король, душой же самого подлого звания человек. Дадим ли племянницу нашу в обиду?.. Но чтоб не давая денег…
— Пугнуть его нужно, — предложил Шерефединов.
— Пугнуть его нужно… Пишите-ка! — Царь принялся диктовать: — «Хочешь брать у нас города — бери. Да только мы от тебя близко, ты бы об этих городах не заботился…» Правильно говорю, Шуйский?
