«Отчего так?»
«Да оттого, что на том пути три реки широкие, на тех реках три перевоза: на первом правую руку отсекут, на втором — левую ногу, на третьем — голову снимут».
Закручинился Дмитрий, призадумался: «Отцовой старости жаль, да ведь живет, а мне на смерть идти. Бог с ней, с витязь-девицей».
Вернулся Дмитрий домой и сказал отцу:
«Нет, батюшка! Про ту девицу нигде слыхом не слыхать».
То же и с царевичем Иваном было.
Перед рассказом о царевиче Василии сердце у Марьи Петровны сладко обмирало, и Луша, не дожидаясь оклика, приносила анисовый квас и конопляное семя.
Странница сказывала, Марья Петровна семя лускала: выдержит ли сердце, коли без дела слушать да обмирать?
Царевич Василий белому как лунь старцу отвечал иначе, чем братья:
«Эх, дедушка! Одна голова не бедна. Поеду, а там как Бог даст!»
На первый перевоз выехал и так думает: «Если крикну — навек оглушу, если свистну — перевоз потоплю».
Свистнул вполсвиста. Спящие перевозчики проснулись, перевезли через реку и платы хотят: правую руку.
Царевич махнул мечом направо, махнул налево, вот и платить уж некому.
— Ах, мне бы так! — Глазки у Марьи Петровны засияли, правая рука направо махнула, левая налево.
Сказка дальше, дальше. Баба-Яга позади, великана миновали… Марья Петровна, как мышка, семечки щелк-щелк! От шелухи на подбородке уж борода. И наконец вот оно, самое горячее место. Марья Петровна бросает прочь семечки, освобождает подбородок, оглаживает ладошками лицо, грудь и замирает.
Витязь-девица со своим войском девичьим выезжает из дворца в зеленые луга тешиться. Царевич Василий, в кустах сидя, глядит — наглядеться не может. Девицы одна другой милее. Та хороша, а та еще лучше! А на саму на витязь-девицу и посмотреть боязно, в пятки уходит душа. Великая красота, как сам Бог, на которого смотреть нельзя.
— Ах, мне бы туда! — Грудь у Марьи Петровны, как морская волна, выше, выше, и передохнуть никак невозможно.
Девять дней гуляла витязь-девица со своими девами в зеленых лугах, а потом девять дней спала без просыпу, а все царство ее в те дни тоже было беспробудно.
Вошел Василий в золотую опочивальню, набрал два пузырька живой воды, которая точилась с рук, с ног царевны. И уж можно было бы и домой отправляться безопасно, но взыграло молодецкое сердце — смял девичью красу.
— Ах, и меня бы так! — забывшись, брякнула Марья. Петровна да и налилась пунцовым цветом.
А странница ничего, уголки рта утерла концами платка и сказала со строгостью:
— С тобою то же и будет. Сомнет тебя царь, и родишь ты — царя. От орла — орел, ото льва — лев, от царя с царицею — царевичи да царевны.
Вышла из светелки своей Марья Петровна такая покойная, величавая, с такой тихой радостью на лице, словно уж носила под сердцем будущего русского царя.
Солнце еще над дымами печными не поднялось — ночью заморозок был, — а в доме словно отобедали и спать залегли. Ни души.
— Куда все подевались? — удивилась Марья Петровна.
У Луши лицо постное.
— Да князя побегли глядеть.
— Какого князя?
— Да Скопина-Шуйского. С войсками в город пришел.
Тут и Марья Петровна поскучнела. А потом пальчиком Лушу поманила и шепнула на ушко:
— Давай и мы побежим.
— Так пока твой княжеский поезд соберется, все уж проедут.
— А мы без поезда. Переодевшись.
Сказано — сделано. На улицах шумно, людно. Вся Москва высыпала на спасителя поглядеть. Князь Михаил побил на речке Пахре вора Болотникова. Хоть и не до смерти, но побил, прогнал.
— Прогнал, да недалече! — недобро переговаривались в толпе больно смелые. — В Троицком казаки воеводу Мстиславского в куски развалили.
— Врешь! Жив князь Мстиславский.
— Князь-то жив, да полк помер. Семь тыщ побито.
— В осаде отсидимся.
— Покукуете в осаде. Вот придет царь Дмитрий…
Луша локтями туда-сюда, княжну за собой тащит, чтоб к дороге поближе, от страшных разговоров подальше. В самые первые ряды протолкались. И князь вот он. Конь под ним высокий, черный, с белой звездой во лбу. Князь в байтане, но без шлема. Лицом круглый, борода бритая. Поглядывал на людей весело. У многих отлегло от сердца.
— Князь Михайла Васильевич не выдаст наших голов.
— Будет на орехи и вам, и вашему Михайле. Дмитрий Иванович его в мечники, а он вон как отблагодарил. Держите-ка, кто грамотный.
