Старик, оглядевшись вокруг, нашел траву, которой можно было унять кровь. Сейчас же нарвал он ее и положил на раны, потом из ручья он принес воды.
— Оживет теперь! — решил старик.
Действительно, прошло немного времени, и юноша открыл глаза, и Велемир заметил, какое удивление отразилось в этом устремленном на него взгляде.
— Будь спокоен, друг мой и брат, — ласково заговорил он, — кто бы ты ни был, я все готов сделать для тебя, все согласно великому завету Учителя: любить друг друга.
Юноша как будто не понял этих простых слов. Он продолжал с нескрываемым удивлением смотреть на Велемира.
— Кто ты, старик? — слабым голосом спросил он.
— Брат твой!
— Неправда! У меня никогда не было ни братьев, ни сестер, — возразил юноша, — я единственный сын моего отца…
— Не будем говорить об этом, — кротко ответил ему Велемир, — я вижу, ты не поймешь меня. Но ты не должен говорить много… Возблагодари только Бога, Которому угодно было спасти тебя от неминуемой смерти…
— Слава Перуну! — воскликнул тот, — я принесу ему богатые жертвы, он будет доволен…
— Перуну! — начал было Велемир, но остановился, — скажи мне, друг мой, можешь, ли подняться и с моей помощью пройти недалеко?
— Куда?
— В мое скромное жилище… Там, может быть, ты не найдешь того, к чему ты привык в жизни; я по твоим одеждам вижу, что ты человек богатый… Тебе придется погостить в моей хижине, ты так слаб…
Юноша ничего не отвечал и пристально смотрел на старика.
— Ты христианин? — наконец спросил он.
— Да, милосердный Господь сподобил меня просветиться светом истины… Но оставим это… Скажи, как ты себя чувствуешь?
— Очень плохо… Я заблудился в этом лесу, отбился от своих и умираю с голоду…
— У меня найдешь ты, чем подкрепить свои силы, попробуй же встать, позволь, я помогу тебе.
Он принялся помогать юноше подняться на ноги. Удалось это ему с величайшими усилиями, и, подняв своего гостя, старик почувствовал, что вряд ли он будет в состоянии дойти до его жилища.
Он собрал все свои силы, поднял беднягу на плечи и, кряхтя от тяжести, побрел со своей ношей к себе.
Выйдя на свою поляну, Велемир чуть не вскрикнул от радости. У своего жилища он увидел молоденькую девушку, ожидавшую его.
Увидев приближающегося старика, девушка бросилась к нему навстречу.
— Отец, отец! Откуда ты? Кто это? — спрашивала она.
Старый Велемир только кряхтел и сгибался под тяжестью своей ноши.
— Предслава, — сказал он девушке, — помоги мне, дочь моя, стар я стал, и нет моей прежней мочи… Шатаюсь, видишь, под тяжестью, которая прежде для меня была легче пуха…
— Но кто это?
— Я не знаю… Он страдает, и мы должны помочь ему… Таков наш святой долг, Предслава, помоги же мне…
Предслава, сильная не по годам, схватила юношу под мышки, Велемир же поддержал ноги, и так они быстро донесли своего неожиданного гостя до жилища старика.
— Положим его здесь пока, дочь моя, — сказал Велемир, — на мое ложе, не пышно оно, а он — это видно! — не привык к таким, но что же делать…
Мы постараемся устроить ему сейчас более мягкое ложе… Пойдем, ты наберешь травы, я же поищу таких корней, которые помогут ему скорее встать на ноги.
— А если он очнется?..
— Ну, что же делать, ему придется подождать нас.
Старик и девушка вышли из хижины.
Тут только Велемир рассказал Предславе, при каких обстоятельствах оказался в его хижине этот странный гость.
— И ты с одним суком кинулся на зверя? — спросила она его.
— С чем же было больше?
— Но ведь вместо него медведь мог заломать тебя.
— Все в воле Божьей… Без Божьего соизволения ни один волос не упадет с головы человеческой. Видишь — так и вышло.
— Странный вы народ, христиане! — задумчиво вымолвила Предслава.
Больше она ничего не сказала старику.
Оба они разошлись, спеша до заката солнца выполнить каждый свое дело. Траву Предслава набрала очень скоро и пришла к хижине раньше Велемира. Израненный юноша пришел в себя, но он весь горел, метался из стороны в сторону и тяжело стонал.
— Огневица! — как бы про себя сказала молодая девушка, взглянув на больного гостя Велемира.
И вдруг ей стало жаль его.
Он был молод и красив собой. По плечам его рассыпались длинные русые волосы, глаза молодого человека были голубые, он был статен, широк в плечах.