— Надо полагать, государь, что они исполняют твой наказ и предают земле…
Он не договорил, потому что лицо князя еще более омрачилось.
— Дайте вина и выпьем за тех, кто спас мне жизнь…
Все выпили. Владимир, посмотрев на Вышату, грозно проговорил:
— Ты, друг любезный, на старости лет научился лгать и обманывать князя… Помнится мне, я спрашивал тебя: есть ли в теремах дочки Ерохи, похищенные в Купалин вечер… Ты что отвечал мне?..
— Прости, государь, — повалился Вышата к ногам князя, — хотел угодить тебе, солнышко.
— Плоха угода, коли ложь на устах. Ты был причиною смерти сестер и рыбака Стемида… Не сиди они в теремах — и он не шатался бы у потешного двора… Чай, ненароком он был в лесу, чтоб спасти мне жизнь…
— Прости, государь! — взмолился Вышата.
— Решение мое таково: завтра же отпустить всех киевских девиц к своим отцам и да будет положен предел новым похищениям не только в княжие терема, но и оповестить о том всех киевлян, чтобы обычай сей мерзкий оставить…
Все с удивлением посмотрели на князя.
— А ты, пес старый, больше не слуга мне, — прибавил Владимир. — Ступай в Вышгород и там жди моего наказа.
— А как государь поступит с полоненными?.. — спросил Вышата.
— Остаться в терему и быть им там, доколе не положу на них своей воли… Отныне Предиславинские терема открыты и кто хочет остаться в них, пусть остается; не возбраняется уходить и приходить, кому угодно…
— Как повелишь, государь, так и будет, — покорно сказал Вышата, выходя.
Вышата зашел к Буслаевне, а затем в сторожевую и позвал одного из стражников и что-то шепнул ему. Потом оба они пошли к терему Рогнеды.
Рогнеда сидела со своим младшим сыном, который спал у нее на руках.
— Не отнести ли его на постельку? — сказала нянька. — Чай, уже не рано.
— Да, матушка, отнеси, — сказала она и поцеловала сына.
Нянька бережно взяла ребенка и ушла в опочивальню. Рогнеда начала ходить по комнате, словно поджидая кого-то. Затем, заглянув в горницу, она позвала Гориславу, старую мамку, которая была привезена вместе с нею из Полоцка.
— Вот уж вторые сутки как он здесь, а меж тем и не думает глаз казать, — сказала Рогнеда гневно. — Любил бы, так сейчас бы пришел…
— Эх, красавица моя… До того ли ему… Вишь, все охотой тешится да с Марьюшкой время коротает… К тому ж мало ли ему утехи, акромя тебя… Чай, терема полны бесстыжими…
Рогнеда заплакала. Хоть она когда-то и заклеймила Владимира позорным именем, но, став матерью его детей, она тосковала не столько по нем, сколько о том, что он забыл своих детей… Она ждала удобного случая, чтоб отомстить Владимиру за отца и братьев, за свое порабощение, но решиться на этот шаг ей было трудно.
— Не плачь, моя касаточка, — сказала Горислава, — не поможешь слезами, а только изведешь себя…
В эту минуту послышались шаги на лестнице.
— Поди, Гориславушка, посмотри, кто бы мог быть в такую пору.
Горислава вышла, спустя минуту послышался голос Вышаты:
— К княгине-матушке пришел полочанин, чтоб поведать ей о своем горе…
— Теперь поздно, — говорила ему Горислава, — княгиня ложится почивать.
Рогнеда подошла к двери и, открыв ее, приказала:
— Пусти, Гориславушка, и оставь нас одних.
Вышата и незнакомец вошли и низко поклонились.
— Привет тебе шлет родная земля, дочь Рогвольда, — сказал незнакомец.
— Добро пожаловать, желанный гость, — отвечала она. — Садись, гость дорогой… Что князь? — тихо спросила она обращаясь к Вышате. — Вспоминал обо мне?
— Нет, великая княгиня, не поминал, да и не вспомянет, — отвечал Вышата. — Не то у него теперь на уме… Все в опале, и твой верный слуга Вышата попал в немилость и более не слуга князя.
— Как!.. Ты более не слуга?..
— Ссылает в Вышгород, и там я должен ждать его наказа… Прогневался за дочь Ерохи, которую я скрыл в терему по его же наказу.
— Что владыка?
— Все так же, как молвил, ждет решения твоего, и когда повелишь, кони будут готовы.
— Хорошо, ступай и скажи, что Рогнеда решилась, да чтоб он готовил все в путь… А если ты попал в немилость к князю, то дело твое пристать к нам.
Вышата ушел. Рогнеда, пристально посмотрев на незнакомца, промолвила:
— Как звать тебя, добрый молодец, и что поведаешь мне?
