— Слышишь, Ваня, чего они требуют от нас, — спокойно сказал старик сыну.
— Они хотят отнять меня у тебя!.. — воскликнул мальчик. — Не давай, тата, меня, не давай им… Я не пойду.
— Не отдам, ни за что не отдам, — сказал он. — Лягу костьми, но не отдам… Великий князь волен в моей жизни и смерти, и я положу свою голову за него, но сына своего не отдам в жертву Перуну…
— Он богохульствует! — крикнул Божерок, — бери его, ребята, полезай наверх.
— Успокойтесь, дайте молвить мне словечко. Все вы заблуждаетесь, считая Перуна вашим богом; Бог один на небеси, Которого чтут христиане: Он создал вас и меня с сыном, а Перун еще никого не создавал… Я знаю, что вы, находясь в потемках, не верите мне; но повторяю, что нет другого Бога, кроме Бога на небеси… И напрасно вы хотите пролить христианскую кровь у капища вашего божича: он не нуждается в ней, так как бессловесен и бездушен, а все наветы вашего жреца пусты, как ветер во поле, и я не дам своего сына на заклание у ног беса, которого вы называете своим богом… Этот истукан, сделанный человеческими руками, не увидит у ног своих дитя христианина…
Я вижу, как ангел смерти витает над нами, и с охотой приемлю его по воле всевышнего Творца… Отыдите, нечестивцы, от лица моего и да будете прокляты, коли дерзнете протянуть ваши руки за невинною жертвой.
— Замолчи! — крикнул Божерок, видя, что народ слушает его с большим вниманием. — Что же вы стоите? Или вы хотите, чтоб вместо него всех вас принесли в жертву божичу?..
Но народ не двигался, многие попятились назад.
— Помните, — продолжал Феодор, держа за руку своего сына, — как вашего Перуна делали на площади, стругали ему дубовые ноги и отливали серебряную голову да золотые усы?.. Можно ли поэтому назвать его богом, когда он сделан человеческими руками и назван вами божичем… Вы сами можете уничтожить его, как и сделали, а Бога небесного никто не уничтожит, потому что Он един над всеми… Внемлите же речам моим, внемлите голосу умирающего от рук ваших старца, что все ваши боги — бесчувственные истуканы, а истинный Бог на небеси; Он дарует вам жизнь, проливает свет и теплоту, согревает вас солнцем, дает вам день и ночь, кормит и поит вас, посылает вам здоровье, счастье, жизнь… Ваш Перун давно ли создан?.. Давно ли благочестивая Ольга побросала всех ваших истуканов, и молвили ли они что-нибудь в свою защиту?.. Все они потом были сожжены в огне: издали ли они хоть один стон?… Внемлите же гласу истины и прозрите, что истуканы не боги, а дерево, которое каждый из вас может сжечь…
— Доколе ты будешь богохульствовать, презренный старик! — хрипел Божерок. — Не слушайте его, киевляне. Эй, вы, секирники! — крикнул он княжеским воинам. — Именем князя повелеваю взять этих нечестивцев, и если вы не исполните волю его, то горе вам всем и проклятие Перуна будет тяготеть над вами… Он — нечестивец, волхв и кудесник и поэтому должен умереть…
Воины неохотно начали ломать двери среди всеобщего ропота народа. Они были крепки и не поддавались. Тогда кто-то поджег избу.
Феодор стоял у окна; положив правую руку на грудь и держа левой за руку своего сына, он возвел глаза к небу и начал молиться. А дом все более и более обнимало пламя… Народ заволновался и зашумел, видя, с каким самоотвержением встречали свою смерть старик и его сын.
В ту же минуту, когда крыша обрушилась, раздался крик:
— Остановитесь! Остановитесь!..
Это ехал сам князь с Извоем, Руславом и, другими, но было уж поздно…
Несмотря на крик: «Остановитесь!» — Божерок продолжал кричать:
— Всех, всех христиан долой… Довольно смеяться и надругаться над нашей верой. К Симеону на Почайну… В село Займище… Там гнездо нечестивцев…
— Прочь! — раздался вдруг чей-то голос. — Прочь!..
И из толпы вышел старик лет семидесяти пяти с двумя медведями, видя которых, народ попятился.
— А, и вы все за христиан! — воскликнул Божерок и бросился на Якуна: медведи поднялись на дыбы и остановили жреца.
— Бери его! — крикнул Якун. — Тю, его, побратима Олафа… Да сгинет его род треклятый…
И он сам накинулся на Божерока, но в эту минуту раздался страшный визг, и колдунья Яруха встала между Якуном и Божероком.
