Рогнеда задумалась.
— А что скажет народ киевский? — спросила она.
— Будет молчать. Хоть влияние мое на него поколебалось, но я силой заставлю повиноваться мне, и покричат да и успокоятся… Тем более что ведь это сделаешь ты, а не кто другой… Можно так сделать, что и следа не останется… Умер, мол, и кончено.
— Спасибо… Я подумаю о том, и коль что случится, то вся надежда на тебя, владыка… В накладе не останешься.
— Ничего не хочу… Действуй, а об остальном я позабочусь.
И он ушел, довольный.
Проехав площадь, вся свита, во главе с Владимиром, поехала во весь опор; князь любил быструю езду и состязался с каждым, у кого были хорошие скакуны. Разумеется, что таких скакунов, как у князя, ни у кого не было и поэтому он далеко опередил всех и въехал в лес. Мало-помалу все рассыпались по лесу. Звуки охотничьих рогов раздавались то в одной, то в другой стороне. Уже смеркалось, когда охотники начали подъезжать к Предиславину. Вдруг Извой и Руслав заметили вдали Торопа, разговаривавшего с каким-то человеком, но, видя приближающихся охотников, он скрылся в лесу.
Нагнав Торопа, Извой спросил, кто был этот человек.
— Али не узнал, боярин?.. — отвечал Тороп.
— Кажись, Стемид?
— Да, он, горемыка… Истомился вёсь по своей подруженьке… Надо бы пособить горю… Только бы князь повеселел хоть немного… Тогда бы и Вышата заплясал, досталось бы ему, окаянному… Чай, теперь не засадит в темную…
— Ты прав… Хорошо, что сказал; если князь сегодня вечером будет весел, я непременно напомню ему… Чай, и она исстрадалась, бедная…
— Оксана словно воск стаяла, а бедняжке Светозорушке — вечная память…
— Как, умерла?..
— Да, преставилась уже давно, — сказал Тороп. — Вышата хотел, чтобы она была его женой, а она не поддалась, ну, он ее в черные работницы, да плетьми начал постегивать… Так она и стаяла, горемычная… И Оксану хотел туда же отправить… но та шустрая — обманом берет: молвит, князь приедет — повинуется ему…
Все начали съезжаться у ворот потешного двора, а князя не было.
— Куда же девался князь? — спрашивали все друг у друга.
Подождали, а его все не было… Дружина начала беспокоиться, все поехали обратно в лес навстречу князю.
Расставшись с Торопом, Стемид повернул к речке Лыбеди. Заметив охотников в княжеских кафтанах, он не хотел попадаться им на глаза. За ним уже давно следили Вышатовы челядинцы и однажды намяли ему бока, но он продолжал приходить на условное место и хоть одним глазком посмотреть на свою дорогую Оксану, которая выглядывала в окошечко и разговаривала с ним, но уйти никак не могла: строго следили за нею…
Выйдя на небольшую поляну, он вдруг увидел промчавшихся мимо него собак. За собаками показался всадник, в котором он узнал князя, они гнались за медведем. У Стемида ничего не было, кроме ножа, и он запасся здоровой дубиной, чтобы, в случае нужды, быть наготове и помочь князю. Собаки уже начали забегать вперед медведя, он остановился, стал отбиваться от них; в эту минуту подъехал князь и хотел всадить в него рогатину, да медведь, встав на дыбы, повалил лошадь вместе с Владимиром. Медведь хотел уже наброситься на князя, как вдруг подскочил Стемид и вонзил ему свой нож в брюхо. Медведь заревел и бросился на Стемида. Однако Стемид второй раз вонзил ему нож между лопаток, медведь снова взревел и подмял его под себя. В это время князь успел освободиться из-под коня и всадил медведю охотничий нож под сердце.
Медведь, грохнувшись на свою жертву, придавил ее своею тяжестью.
Владимир попытался стащить с него зверя. Бедный Стемид истекал кровью.
В это время показались Извой и Руслав.
— Сюда, ко мне, на помощь! — крикнул князь.
Извой и Руслав стали помогать князю.
— Жив ли он? — волнуясь, спросил Владимир.
— Да, государь, жив! — прошептал Стемид. — Господи, смилуйся надо мною!..
— Христианин! — тихо произнес Владимир.
— Да, христианин, — сказал Извой.
— Ты знаешь его?..
— Да, это рыбак Стемид…
— Бедный!.. Как он страдает… Эй, молодцы, — сказал он подъехавшим охотникам, — подите собирать дружину, а я останусь здесь с Извоем да Руславом… Руславушка, скорей воды!.. Вишь, как кровь льется… Травки, Извоюшка, травки, обвязать раны… Авось, поможем…
