— Возвеличь веру языческую! — настаивал верховный жрец Божерок.
Требуя от князя исполнения обещанного, Божерок хотел уничтожить христиан и поэтому исподволь влиял на Владимира.
Идол был воздвигнут под наблюдением самого князя и вновь избранных жрецов на одном из холмов киевских. Перун был высечен из векового дуба, голова вылита из серебра, а усы — из золота, а вместо глаз — вставлены дорогие камни. Кумир находился под навесом; подле него на гранитных глыбах горел неугасаемый огонь и приносились жертвы; во время их народ приходил со всех сторон для поклонения. Кроме этого истукана, Божерок поставил по берегам Днепра Волоса, Стрибога, Яра, Купал у, Леля и других божеств. Божерок был хитрый человек;, он, как змея, заползал в душу Владимира и держал его в своих руках. Божерок делал предсказания судьбы многим приближенным князя, которые сбывались, благодаря его влиянию на Владимира; суеверные язычники преклонялись перед ним и смотрели на него как на божество.
Однако, несмотря на все влияние Божерока на Владимира, князь часто задумывался на счет веры и каждое слово Извоя старался запомнить. О том же говорили с ним и его жены, в особенности Мария, вследствие чего вера его начала колебаться, и он только наружно исповедовал язычество, чтобы не возмутить против себя Божерока, которого народ любил не менее самого князя, и еще потому, что ему хотелось свободы по отношению к женскому полу, так как языческая вера допускала иметь жен хоть сотни, что и было у Владимира. В селе Предиславине находилось триста, в Вышгороде триста и в Белгороде двести; всего восемьсот!
Такое раздолье нравилось Владимиру и поэтому он не торопился менять своей веры, хоть и припоминал слова своей бабки Ольги. Кроме того, ключник Вышата старался каждый день развлекать князя новыми красавицами, на которых он охотился, как на птиц: стоило ему заметить среди народа какую-нибудь девушку, она увозилась им в княжеский терем. Разумеется, были недовольные этим, в особенности христиане, в том числе и Извой, смотревший на все это с болью.
Часто, сидя за княжеским столом, когда другие веселились, он был мрачен как ночь. Все замечали это, в особенности Владимир и Руслав, который так подружился с Извоем, что слушался его как отца.
Однажды, ранним утром, князь выехал на охоту с Извоем и Руславом и другими дружинниками; Извой был бледен и, как всегда, печален. Казалось, что его лицо никогда не озаряла улыбка. Видя его в таком грустном настроении, Владимир ласково обратился к нему:
— Скажи ты мне, Извоюшка, почему ты всегда такой угрюмый и почему в тебе произошла такая перемена?.. Мне помнится, ты прежде был веселее… Нет ли у тебя какой кручины, гнетущей твое сердце, али, быть может, красная девка полонила тебя?..
— Нет, государь, сердце мое хоть и не свободно от красной девицы, но не о том кручинюсь я.
— Скажи, Извоюшка, быть может, твоему горю можно пособить… Ты знаешь, я люблю тебя и сделаю для тебя, все, что могу.
— Едва ли, государь, пособишь моему горю…
— Поведай все же, какие думы обуревают тебя?
— Поведать немудрено, государь; да что толку в том… Не знаю, поймешь ли меня? — прибавил он, бросив взгляд на князя, который приветливо улыбнулся ему.
— Попытайся рассказать, — отвечал он, — авось и пойму… Ведь ты знаешь, что голова моя не сеном набита: кое-что и я смекаю.
— Помнишь ли, государь, первую нашу встречу? — спросил Извой.
— Это под Новгородом-то?
— Да, государь.
— Как не помнить?.. Тебе я обязан возвращением Новгорода: спасибо, родной. Ну, что ж дальше-то?
— Да вот, когда я ехал к тебе, государь, через дремучий лес, со мной повстречался седой-преседой старик, и я думал, что это дедушка лесной. Мне казалось, что это был не человек, а дух. Старик этот накормил, напоил и спать уложил, но допрежь он рассказал мне, что он знал твою бабку Ольгу и с нею в Царьград ходил, где она и он приняли греческую веру. Ах, государь, если бы ты слышал, какие прекрасные слова он говорил. Я не умею их передать, но помню, что после этого он развернул книгу и много читал из нее, и то, что он читал, так и осталось в сердце моем, и я с тех пор день и ночь думаю о том и не могу доселе понять, кто мог так умно написать эту книгу.
